Быстро налетали на илистый приплесок дощатые днища. Один за другим рабочие поднимались на крутоярье. Впереди в старой брезентовой робе и фуражке набекрень манерно вышагивал невысокий крепыш — Костя Кимяев.
— Что, граждане… Выполним заданье рабочих и крестьян?! — кинул песенной строкой в гущу толпы Костя и повернулся к мате. — Ну, «милашка-Глашка», здорово! Уж так мы по тебе соскучились, так извелись… Сто лет, сто зим ждали!..
Сплавщики отозвались смехом, сбились кучней.
Тихон ходил меж борчан с радостью на лице. Уже успел подсчитать — четырнадцать человек из домоседов пришло. Не зря вчера сходку собрали.
Он еще раз весело оглядел сплавщиков.
— Может, присядем перед делом. Как?!
Швора махнул рукой.
— Айдате вниз!
Начальник сходил под яр последним, с надеждой поглядывал на спины людей. Поселковые всегда-то выходили на реку в чем поплоше — такая работа. А теперь, за полтора года войны, успели пообноситься и на заплаты уже никто не обращал никакого внимания.
А Романов тем более. Он-то хорошо знал, что люди Чулыма, хлестанные всеми ветрами, сеченные всеми дождями, каленные всеми лютыми морозами, — работяги, чью силу меряет тяжесть стальных тросов и наботевших в воде лесин, — они не внешностью берут, а могучим душевным здоровьем, вековой сибирской выносливостью. С такими людьми и беда не беда, в любом деле с ними не страшно. Вон, на фронте: лучшие солдаты — сибиряки!
Тихону было славно. Что с бригадиром Шворой давеча повздыхали — это так уж водится, чтобы поворчать перед большой работой, осторожно поругать, даже припугнуть эту работу… Ну и себя, конечно, взбодрить.
Сплавщики сидели у самой воды, на обсохших с весны бревнах. Начальник свободно стоял перед ними, и ему передавалось их особое возбуждение перед большим делом.
Снятой фуражкой махнул на реку:
— Налетай, други! Подешевело…
— Ага, расхватали, не берут! — сыпанул смехом Костя Кимяев.
— Никифор Яковлевич! — Романов посерьезнел, подошел к Бекасову. — Тебе, как лоцману, как хозяину маты, первое слово и первое дело…
Шестеро плотогонов сидели на бревне плечом к плечу — чистые, выбритые, с самым довольным видом. Облупленные за лето носы у них розово поблескивали.
Бекасов пожал плечами.
— Дак мы, Тихон Иваныч, что жа… Мы обоновку, лежни снимать будем. Гнали мату, давно пригляделись к ней, поди-ка скоренько распустим троса…
— Та-ак, ладно. Спасибо.
— Ворот бы нам на том берегу поставить… — соскочил с бревна Пайгин.
— А, дельная придумка! — поддержал Тихон. — Головка маты на дне, березу песком закидало… Только воротом и сдергивать плитки
