Всадники в грозу. Моя жизнь с Джимом Моррисоном и The Doors | страница 44



Я вернулся в полдень, и будьте уверены, он стоял у входа — само спокойствие, подпирая стенку спиной, одна нога согнута в колене — и расчесывал кудри на висках обеими пятернями.

Я ткнулся колесом в бордюр и вылетел из машины, пока он неспешно шествовал ко мне.

— Ну что? Что случилось? — заорал я, перекрывая шум машин. — Ты прошел? Ну, рассказывай же!

Моррисон пожал плечами и сказал:

— Не кипишуй. Все уже закончилось. Мне дали классификацию «Z», — и он скользнул в машину.

Я выдохнул, потряс головой и сел за руль.

— Что еще, на хрен, за классификация «Z»?

Я завел «газель», поставил на первую и мы тихо покатили в сторону Голливуда.

— Джим, ну расскажи, что ты там исполнил?

Вместо ответа он расплылся в своей озорной улыбке. Goddamn! — подумал я. Это уже чересчур, ну что ж ты за человек такой? Меня чуть инфаркт не схватил на этой комиссии, а ему хоть бы что! Всю дорогу я продолжал допытываться, как ему это удалось, но он лишь улыбался, наслаждаясь собственной загадочностью. Как ему удалось так лихо заморочить им головы? Я терялся в догадках.

Мы ехали по фривею Санта Моника, направляясь в «Allouette Caffee Shop» в Венеции, когда в моем старом приемнике зазвучали аккорды роллинговской “King Bee”.

Джим немедленно навострил уши и начал громко отбивать ритм кулаками по «торпеде».

— Люблю эту песню, ты знаешь, но меня напрягает, когда Рей — наш «старый блюзер» — начинает ее петь на репетиции, — вдруг произнес он со странной интонацией.

— Почему? — удивился я. — Меняем волну, плюс Робби там вкусно играет слайдером.

Джим пожал плечами, и снова стал стучать по «торпеде», действуя мне на нервы.

— Ну, не знаю… Как по мне, Рей неплохо поет, — добавил я.

И снова долгая пауза вместо ответа.

— Да, только банально очень, — ответил наконец Джим.

Я сменил тему.

— Ты не поверишь, но в прошлый уикенд, когда я принимал кислоту, я подумал, что я — Бог!

— Что, серьезно? — саркастично отозвался Джим.

— Так вот, мы закинулись и пошли на пляж в Малибу с Биллом Вольфом, Джорджи — той телкой, что вечно крутится вокруг Робби, и с моим приятелем Грантом, пианистом. Долго топали по руслу пересохшего ручья. Я залез на холмик, осмотреться, пока Грант и Билл пробирались по ручью. Джорджи пошла прогуляться к монастырю Sierra Retreat, он там неподалеку, и я видел издалека, как она полезла на здоровенный деревянный крест, и сидела там на перекладине, как ворона, глядя на океан…

— Ха-ха-ха!

— Знаешь, у меня была такая ясность в голове, например, по тому, как лежал высохший мох, я мог четко определить, откуда стекает вода во время дождей, и у меня возникло ощущение, что природа существует и будет существовать вечно, если мы не спалим сами себя атомной бомбой. Я начал кричать сверху Гранту с Биллом: «Да пребудет, да пребудет все что должно быть, все, что здесь есть!» Они стали смеяться, потому что я размахивал руками, словно дирижировал каким-то хором. А мне казалось, что я Бог и дирижирую вселенной.