Феликс понимал, что выбора–то у него, по сути, не было. Он связан клятвой следовать за Готреком и воспеть его гибель. Куда бы ни решил отправиться Истребитель, Феликс вынужден следовать за ним. Но почему же Готрек остался в Кислеве, сделав столь неочевидный выбор? Феликс покачал головой. Скорее всего, тому виной исключительно упрямство Истребителя. Того, похоже, радует, когда ему сопутствуют неудобства, а Феликс мог представить себе мало мест, способных обеспечить более неудобств, чем этот покрытый снегом, выгоревший остов города.
Теперь, когда он и Ульрика Магдова окончательно расстались, у Феликса не было веских причин оставаться. Он немного призадумался, что сейчас поделывает кислевитская аристократка? Скорее всего, она всё ещё на пиру в обществе Макса Шрейбера, в последнее время эти двое стали закадычными друзьями.
Ульрика утверждала, что причина в её долге чести перед волшебником, который спас ей жизнь во время чумы. Но Феликс не был столь уверен. Ему было трудно не испытывать ревность в отношении мага, даже при том, что Ульрика и Феликс более не являлись парой.
«Да уж, — сказал он себе, — лучше бы двигаться дальше».
Снег хрустел под его сапогами. Он направился к угольной жаровне, возле которой торговец продавал крыс на вертеле. Феликса более привлекло тепло, чем какой–либо из четырёхногих „цыплят“, которыми торговал мужчина.
Торговец, вероятно, прочёл мысли Феликса и одарил того сердитым взглядом. Феликс невозмутимо отвечал мужчине взглядом, пока тот не опустил и не отвёл глаза. Даже обладая внешностью книгочея, Феликс испытывал уверенность, что такие времена мало кто в городе мог бы создать ему проблемы. За долгое время общения с Истребителем он научился по своему желанию устрашать всех, кроме самых уверенных в себе.
Со стороны входа в аллею Распутниц, над которым даже этим пасмурным днём горел красный фонарь, до Феликса донеслись звуки рыданий. Осторожность призывала его двинуться дальше, избегая каких–либо неприятностей. Любопытство подстёгивало посмотреть, в чём там дело. Борьба чувств длилась недолго, и он направился к входу в аллею. Он увидел рыдающую пожилую женщину. Она склонилась над чем–то, а затем откинувшись назад, издала ужасный вопль муки. Похоже, никто больше не обращал внимания. Этой зимой невзгод в Прааге в избытке, и никто не испытывает особого желания разделять чьё–то ещё горе.
— Что случилось, матушка? — спросил Феликс.
— Кого это ты назвал матушкой, священничек? — отозвалась пожилая дама.
