– Наверное, ты чем-то расстроена, и мне очень жаль, если я как-то тебя задел. Но все-таки так со мной разговаривать ты не имеешь права. Успокойся и садись. Пора начинать занятие.
Вика присвистнула: столько наглости и хамства появилось в ее вдруг осмелевшем взгляде! В этот момент я подумал, как сильно она похожа на свою маму, хотя наверняка сама этого не сознавала, мечтая быть копией тети с созвучным именем.
– Мне больше не нужны эти бестолковые занятия! – хлопнула дверью с такой силой, что отвалилась ручка.
Последняя реплика была самой обидной, потому что я всегда старался, чтобы мои уроки не могли назвать ни бестолковыми, ни бесполезными. Но, кажется, никто этого не замечает, и, если хочешь благодарности за свою работу, никогда не становись учителем.
10
Этот день наконец-то наступил. С самого утра все кажутся обеспокоенными, взвинченными, нервы напряжены до предела. И это общее волнение связывает нас и не дает распасться на части: каждый чувствует ответственность за то, что он сделает и скажет. Никогда бы не подумала, что наш класс может быть таким дружным. В течение нескольких месяцев все действительно помогали друг другу, давали советы, иногда ругались из-за случающихся разногласий, но потом спешили поскорее помириться. Евгений Леонидович тоже как будто преобразился: появилась твердость и уверенность в себе. Он надел новый костюм, красиво пригладил непослушные волосы и с немного уставшей улыбкой проверял, все ли хорошо подготовлены. Но ЕЛ тоже сильно волновался, и я догадывалась об истинной причине его беспокойства.
Наш несчастный лидер, которого раньше все называли Наркошей, оказался неплохим музыкантом. Когда я впервые услышала его игру на гитаре, то даже поменяла о нем свое мнение. Громов-то у нас, оказывается, талант! Почему же столько времени это скрывал? А если бы ЕЛ к нам не пришел, разве мы бы вообще когда-нибудь об этом узнали?
В общем, репетиции проходили замечательно, пока кое-что не произошло. Мы засиделись в актовом зале до восьми вечера, уже почти ничего не делали, но и расходиться по домам не собирались. Громов сидел на полу и перебирал струны, Скворцов говорил, что планирует сделать видеоролик о нашем классе. Я молча кивала, не слишком вслушиваясь, потому что впервые заметила, какие у него красивые черты лица. И почему я раньше думала, что такие длинные ресницы мальчикам ни к чему? Егор улыбался, и когда я увидела эту настоящую, искреннюю улыбку, то вдруг кое-что вспомнила. 1 или 2 класс, нам по семь-восемь лет, и Скворцов – такой шумный звонкоголосый мальчик – протягивает мне плитку молочного шоколада.
