– Пожалуйста, не грусти.
Да, это совершенно точно, память меня не обманывает! Когда-то Егор был другим. Почему мы не заметили, что в какой-то момент он закрылся? Кажется, мне предстоял долгий путь в нелегком искусстве разгадывания ребусов этой многогранной личности.
– Егор, помнишь… – но я не договорила, потому что дверь с шумом распахнулась, и на пороге мы увидели разъяренную женщину с непричесанной шевелюрой.
Гитара издала противный фальшивый звук. Мы обернулись на Громова. Его лицо стало бледно-зеленым, как у человека перед припадком.
– Я так и знала! – женщина расстегнула сумочку и принялась выбрасывать исписанные листы. – Как увидела эти аккорды, сразу все поняла!
Громов поставил гитару у стены, но не сделал ни шагу по направлению к матери.
– Что, будешь молчать? – женщина проворно взобралась на сцену и схватила онемевшего сына за руку. – Хочешь стать таким же, как отец?
– Пожалуйста, отпустите. Он достаточно взрослый, чтобы делать самостоятельный выбор.
Мы не заметили, как в зале появился ЕЛ. Он нагнулся, чтобы собрать грязные, затоптанные бумажные песни.
– Вы не имеете права вмешиваться в нашу жизнь, – Громова сверкнула глазами. Сережа наконец очнулся и, не говоря ни слова, пошел к выходу. С тех пор он больше не приходил ни на одну репетицию и пропускал все занятия в школе.
Последний voice
Думала, что больше никогда не включу диктофон. Мне было так противно, когда я узнала, что мои записи прослушали. Как будто содрали кожу и бросили на растерзание. Конечно, я сама виновата, что оставила телефон на скамейке. Может быть, хорошо, что его нашел именно Громов, а не Яшин или Вероника. Была уверена, что Наркоша захочет вернуть авторитет и всем растрезвонит о моей дислексии. Но он ничего не рассказал, такой странный и опустошенный. Так дико посмотрел на меня, покачал головой и предложил исполнить песню на литературной гостиной.
– У тебя такой голос… Ты никогда не пробовала петь?
Я сначала разозлилась, послала его, а потом он написал мне ссылку на свой блог.
– Вика, если хочешь, можешь прочитать. Это что-то вроде дневника.
– Почему ты мне это даешь? – я все еще смотрела на него подозрительно, пытаясь понять, в чем же подвох.
Я не верю, что гнилые люди могут измениться. А с недавних пор я решила никогда никому не верить.
– Просто так будет справедливо: я знаю твою историю, ты знаешь мою… А про песню все-таки подумай, хорошо?
Интересно, сколько времени у меня займет чтение этого блога. Но не могу же я попросить прочитать Скворцова или психолога, это ведь все-таки дневник. И вот я решила спеть вместе с Громовым, потому что мне решительно все равно, чем заниматься. Может быть, петь – это весело. Не знаю. Но Громов нас бросил. В самый ответственный момент. И я сейчас пишу ему смс-ки не потому, что жалею литератора, который бегает из угла в угол, смотрит на часы и нервно кусает губы. Мне жаль своих одноклассников
