Разморённый теплом и сытостью котёнок развалился на диване, всем видом своим говоря: называй кем хочешь, мне всё равно, только на мороз не выбрасывай. Конечно, нет. Не для того Михал Егорыч подобрал котёнка, чтобы опять выбросить на мороз. Художник не притеснял его ни в чём. Мало того, непререкаемый авторитет Михал Егорыча среди работников Дома культуры с первого же дня распространился и на Маэстро. На него никто не кричал и не понукал им. Сам Маэстро в любимчики не напрашивался, но и не дичился, когда его пытались погладить. Только прежде чем дать себя погладить, Маэстро сначала глядел человеку в глаза, как бы читая его душу- хорош он или плох- и уж потом мурлыкал на все лады. У одного человека он мог сидеть на руках часами, пока не надоест, а у другого только так, для приличия задержится на минутку, другую и тут же прыг на пол, вроде бы у него какие неотложные дела.
Котёнок оказался послушным и очень смышлёным. Отзывался на свою кличку тут же, хотя по молодости был беззаботен и беспечен. Целыми днями Маэстро был предоставлен себе. Благо в Доме культуры простора хоть отбавляй. То найдёт в фойе металлическую пробку от бутылки и весь день гоняет её из угла в угол -она так загадочно дребезжит по полу! То в раздевалке из- за плинтуса выцарапает оторвавшуюся пуговицу. Подкинет её лапкой вверх, потом ловит и кубарем катается с ней по полу. Одним словом, ребёнок- есть ребёнок.
А вечерами его как -будто подменяли. Бросал свои глупые игры, торопился на сцену. Уж очень нравилось ему покрасоваться перед публикой. Когда в зале появлялись первые зрители, он выходил на авансцену, усаживался перед занавесом, тщательно вылизывая себя, мол, смотрите, я тоже готовлюсь к выступлению. Сторож Дома культуры, хороший знакомый Михал Егорыча, сидя в последнем ряду и глядя на Маэстро, говаривал:
–Антил-легент! Воистину антиллегент!
Зал заполнялся и заполнялся публикой, и Маэстро прихорашивался и прихорашивался. Помешать этому не могли даже скомканные в шарик старые билеты, запущенные в него исподтишка мальчишкой- сорванцом. Как только занавес вздрагивал, и публика громом аплодисментов встречала артистов, Маэстро пулей удирал за кулису и больше не показывался. Очевидно, боялся рукоплесканий.
Однажды с ним произошёл довольно курьёзный случай. В Доме культуры выступал знаменитый виолончелист. Он, как и художник Синоеков, по “милости” неких дурь имущих лиц, вынужден был “прозябать” в закоулках огромной страны. Доставлял, так сказать, своё искусство в самую, что ни на есть глубинку.
