В холле он сразу пошагал к лифтам, — не глазея по сторонам, делая вид, что дорога ему знакома и привычна. На самом же деле Владимир Алексеевич оказался здесь впервые. Но он прошел в лифт уверенно и насколько смог быстро, не дозволяя легкому недоумению секьюрити превратиться в заданный вопрос: кто он такой и по какой надобности сюда явился?
Лишь в кабине он позволил себе извлечь из кармана записку, свериться: не ошибся ли, туда ли пришел...
Записка была невелика и написана витиеватым, со множеством завитушек почерком. Владимир Алексеевич еще раз пробежался взглядом по строчкам:
Драгоценнейший!
К стыду и сожалению моему, наиважнейшие дела лишили меня сегодня возможности и счастья увидеться с тобой в оговоренный час в назначенном месте. Клянусь всеми известными мне клятвами, что в следующий раз подобная моя оплошность не повторится, и сообщаю, что в случае срочной надобности найти меня сегодня можно без малейшего труда в Москва-Сити, в бизнес-центре «Евразия», на семнадцатом этаже.
Навеки твой...
Подпись имелась, — роскошная, огромная, на всю оставшуюся половину листка, — но этот шедевр каллиграфии был нечитаем в принципе.
Ждать следующего раза Владимир Алексеевич не мог. Весной ему исполнилось восемьдесят семь и прожить еще двенадцать лет он не надеялся.
Он выпустил из пальцев край записки (она тотчас же обрела первоначальный вид небольшого свитка) и потянулся к клавише семнадцатого этажа. Однако прежде чем двери сдвинулись, в лифт проскользнули две дамы. Та, что помоложе, выглядела как сотрудница солидной фирмы со строгим дресс-кодом. Возраст второй Владимир Алексеевич определить затруднился бы, о нем лучше было бы спросить косметолога дамы и, возможно, пластического хирурга. Материальное ее положение определялось значительно легче, Владимир Алексеевич не знал: его пенсии за сколько лет хватит для приобретения хотя бы одну сережки из бриллиантового гарнитура дамы? — но подозревал, что люди столько не живут.
Дамы скользнули по нему взглядами — с тем же легким недоумением, что читалось в глазах охранников — и продолжили разговор так, словно рядом никто не стоял. Речь шла о льготной процентной ставке, но собирается ли дама неопределимого возраста кредитоваться, или же, напротив, вложить свободные деньги, Владимир Алексеевич не понял.
Он достал из кармана цилиндрический футляр, служивший хранилищем записке, и с легкой мстительностью подумал, что сейчас в глазах обеих дам загорится нешуточный интерес. Футляр был настоящим произведением ювелирного искусства — тончайшая чеканка по золоту, украшенная драгоценными камнями.
