— Вот это и спасло нас обоих, — получила я объяснение. — Они не увидели в твоей памяти меня. Радуйся.
— Чему, о господи? Что я осталась с голой задницей?!
— Твоя задница прикрыта штанами, сверху штанов еще курткой, — возразила Кев. — А в голове нет дырки от плазмогана. Пока нет. Радуйся.
Вот уж я радовалась…
Я думала, что в доме выбило всё электричество из-за воздушных плясок галактической полиции с преступниками. Но нет. Свет горел, и на него у меня сразу же разболелась голова, притихшая было, пока шли по саду.
Гроза ушла на юг, ветер разметал облака, и на чистом прозрачном небе висел узкий серпик новорождённого месяца. Пахло влажной листвой, озоном, вечерними цветами, мокрой корой. Нас обоих штормило; две калеки с опухшими головами. Еле доползли.
— Последствия ментального скана, — прокомментировали моё состояние. — Пройдёт.
— Твои слова да богу в уши, — буркнула я, падая в кресло.
Какое-то время я не шевелилась, может, даже сознание потеряла, не знаю. Очнулась и увидела, как Кев стаскивает с головы серый капюшон. Оттуда вывалилась алая коса, я удивилась её длине, а потом присвистнула — вокруг виска у инопланетянки разливался багровый, с оттенком в зловещий, фиолет кровоподтёк. Судя по виду, травма не сегодняшняя, а минимум позавчера получена.
— А, это, — усмехнулась Кев, осторожно, кончиками пальцев, прикасаясь к пострадавшему виску. — Шунт сгорел. Чивртик постарался, шалва- наот…
— Кто?
— Кто с тебя ментальный дамп содрал!
— То мелкое говно в пижонском плащике? — уточнила я.
— Говно. В точку! Говно и есть, — и она медленно, со свирепой кровожадностью на лице, сжала могучий кулак.
Глаза у неё оказались тёмно-багровыми, в тон косе, без белка, с чёрной ромбовидной звёздочкой зрачка. На руке — четыре пальца, противопоставлены два против двух, очень специфичная кисть. Удобно хвататься за что-нибудь, за рукоять ножа, например.
Нож — отдельная песня. Прямо кинжал, я бы сказала. С резной рукоятью из желтоватого материала… дерева? Кости? В торце рукояти — выжженная неведомым инструментом голографическая голова клекочущей хищной птицы. Голова вспыхивала на свету, как и положено порядочной голограмме, разными оттенками радуги.
— Что будем делать? — спросила я.
Вопрос, мягко говоря, очень сильно меня волновал. Потому что я, кажется, влезла во что-то отменно нехорошее. И оно мне не нравилось.
Стоило только вспомнить Мелкого-в-плаще. Сразу волосы начинали подниматься дыбом от ужаса. Что можно противопоставить его возможностям? Если он с такой лёгкостью снимает с тебя копию твоей же памяти…
