– Я только что рассмотрел дело, – сказал Шарп, – и признал этого Оливье виновным. Вот дам ему по роже и повешу.
Виченте заметно занервничал, однако уступать не собирался:
– Мы не можем так поступать. Нельзя опускаться до уровня варваров.
– Я ее не насиловал, так что меня не вините.
– Мы сражаемся за то, чтобы мир стал лучше, – упрямился португальский офицер.
Несколько секунд Шарп лишь удивленно взирал на Виченте. Неужели он серьезно? Неужели кто-то еще может верить в такую чушь?
– А что случится, если мы оставим его здесь, а?
– Его нельзя оставлять! – запротестовал Виченте, прекрасно понимая, что селяне обойдутся с пленным французом еще хуже, чем Шарп.
– А мне пленные не нужны!
– Мы не можем просто взять и убить его! – Молодой португалец даже покраснел от возмущения и тем не менее не сдавался. – И оставить здесь тоже не можем – это все равно что убить.
– А, делайте что хотите! – Шарп раздраженно махнул рукой.
Лейтенант Оливье по-английски не говорил, но, похоже, понимал, о чем спор, и наблюдал за словесной перепалкой между союзниками, переводя взгляд с португальца на англичанина со вниманием и настороженностью сидящего на ветке ястреба.
– И кто, черт возьми, будет судьей? А присяжными кого назначите?
Ответить Виченте не успел, потому что с западного конца деревни долетел звук выстрела, сразу за ним второй, а потом мушкеты и винтовки затрещали наперебой.
Французы вернулись.
* * *
Подполковнику Джеймсу Кристоферу нравилась гусарская форма. И она идеально ему шла, в чем он снова и снова убеждался, стоя перед большим зеркалом в спальне, поворачиваясь туда-сюда и не находя в отражении ни малейшего изъяна. Чудесно! Восхитительно! Прекрасно! Что бы там ни говорили, а вместе с формой приходит ощущение власти. Должно быть, дело в высоких, с кисточками сапогах и высоком, жестком воротнике, заставляющем держаться прямо, расправив плечи и слегка подняв подбородок. К тому же мундир был пошит так, что подполковнику волей-неволей пришлось втянуть живот, чтобы скосить глаза вниз, застегивая крючки. Форма служила панцирем власти, тогда как элегантности добавляли свисавший с левого плеча ментик с меховой опушкой и сабля на серебряной цепи, которая весело позвякивала, когда подполковник спускался по ступенькам к террасе, где намеревался ждать гостя. Глядя на далекие дымки, поднимавшиеся над захваченным городом, он по привычке энергично жевал зубочистку. С десяток беженцев остановились у ворот в надежде получить немного съестного. Поговорив с ними, Луиш рассказал подполковнику, что на переправе погибли десятки, если не сотни горожан. Беженцы утверждали, что понтонный мост рухнул под огнем французов. Сообщая об этом, Луиш, чью ненависть к французам еще больше распалили эти ложные слухи, смотрел на хозяина так, что тот в конце концов потерял терпение.
