Нет, через мост будет, пожалуй, легче. Мост представлял собой дощатый настил, переброшенный через Дору и опиравшийся на восемнадцать винных барж, прочно державшихся на якорях вопреки течению, сил которому добавляла приливная волна со стороны океана. Движение по мосту, и без того беспорядочное, окончательно вышло из-под контроля, когда в воду начали падать первые французские ядра. Шарп оглянулся – на холме появились зеленые фигурки французских кавалеристов, а голубые мундиры пехотинцев уже виднелись на улочках у его подножия.
– Боже, спаси Ирландию, – пробормотал сержант Харпер, и Шарп, знавший, что ирландец обращается к этой короткой молитве только тогда, когда дела идут совсем плохо, оглянулся.
Оглянулся, да так и не смог отвести взгляд. Надежда на спасительную переправу рухнула – через мост им уже не перейти. Как, впрочем, и многим другим. Потому что случилось непоправимое.
– Господи, – невольно прошептал он. – Господи…
Посередине моста португальские саперы устроили подъемный трап, чтобы при необходимости пропускать идущие вверх по течению баржи. Трап покрывал самый широкий промежуток между понтонами и представлял собой дубовый настил на тяжелых дубовых балках. Поднимали его с помощью пары лебедок, а веревки проходили через шкивы, закрепленные на толстых столбах, подпиравшихся, в свою очередь, железными стойками. Механизм получился громоздкий и тяжелый, длина пролета вышла большая, и саперы, принимая в расчет тяжесть сооружения, поместили по обе стороны моста уведомления о том, что проезжать по трапу разрешается не более чем одной карете, но с приближением опасности на предупреждение перестали обращать внимание, и две поддерживавшие настил баржи начали проседать под весом хлынувших через него людей, повозок и орудий. Понтоны, как и все суда, протекают, и на этот случай к ним были приставлены люди, обязанность которых заключалась в том, чтобы отчерпывать воду, но люди эти сбежали. Мост опускался все ниже и ниже, пока наконец две самые большие, центральные баржи не скрылись полностью под водой. Кто-то закричал, кто-то остановился, и все же давление с северного берега только нарастало, и настил уходил все ниже.
– Матерь Божья… – пробормотал Шарп.
Некоторые из беженцев пускались вплавь. С реки доносились пронзительные крики.
– Боже, спаси Ирландию, – повторил Харпер и перекрестился.
Центральная часть моста, протяженностью примерно в сотню футов, полностью ушла под воду, и людей с нее уже снесло быстрым и могучим потоком, но давление с северного берега не ослабевало. В какой-то момент настил не выдержал, вода вдруг вспенилась, балки затрещали, и пролет оторвался от остального моста, вздыбился и медленно устремился вниз по течению. Между тем толпа на северном берегу давила, не зная о случившемся, скопившиеся на середине моста не могли ее сдержать, и люди падали в кружащий водоворот между торчащими обломками. Крики усиливались, паника нарастала, а жертв становилось все больше. Отнесенное порывом ветра, облако дыма накрыло середину реки и барахтавшихся из последних сил несчастных. Удержаться могли не все, и тех, что послабее, уносил бурливый поток. Над головами тонущих с криками носились чайки. Оставшиеся в городе немногочисленные португальские части пытались остановить французов на улицах и в переулках и не подпустить их к переправе, однако силы были явно неравны. За французами был как тактический, так и численный перевес. В воплях беженцев звучало отчаяние грешников, застигнутых приходом Судного дня. Ядра рвали воздух над головами горожан, город звенел от мушкетных выстрелов, стука копыт и треска пламени – несколько пострадавших от снарядов домов уже горели.
