– Чертовы сапоги! – проворчал он, поднимаясь.
– Господи. – Рядовой Пендлтон, самый молодой в роте, первым увидел столпотворение у входа на узкий понтонный мост: мужчины, женщины, дети, скот, повозки и тележки – все сбилось в плотную кучу. Еще утром, когда капитан Хоган перевел их на северный берег, им встретилось лишь несколько человек, но сейчас к мосту было не пробиться. – Как же мы перейдем, сэр? – спросил Пендлтон.
Ответа у Шарпа не было.
– Не останавливаться! – крикнул он, сворачивая в переулок, больше похожий на крутую каменную лестницу, сбегавшую к нижней улице.
Перед ним, волоча по камням оборванную веревку, скакала коза. Чуть в стороне валялся пьяный португальский солдат. Ружье лежало рядом, на груди – бурдюк. Шарп, зная, что мимо вина его люди не пройдут, сбросил мех на землю и для верности пнул ногой, да так, что кожа лопнула. Чем ближе к реке, тем у́же становились улочки, тем больше появлялось беженцев. Высокие дома чередовались с мастерскими и складами. Какой-то кузнец заколачивал досками дверь – мера совершенно бесполезная и даже вредная, поскольку разозленные французы только попортили бы инструменты. Выкрашенная красным дверь хлопала на ветру. На веревке, протянутой между двумя домами, сохло белье. Прилетевшее ядро разбило черепицу и разнесло в щепки стропила; осколки дождем осыпались на улицу. По дороге, прихрамывая и жалобно скуля, прыгала собачонка. Женщина призывала потерявшегося ребенка. Две монахини пытались провести к мосту группу одетых в одинаково унылые серо-белые рубахи и насмерть перепуганных сирот. Из церкви выбежал священник с большим серебряным крестом в одной руке и богато расшитыми одеждами в другой. Шарп вспомнил – через четыре дня Пасха.
– Разгоняйте прикладами! – крикнул Харпер, пробиваясь к запруженной беженцами узкой арке.
Груженная мебелью повозка опрокинулась посередине дороги, и Шарп предложил стрелкам отодвинуть ее в сторону. Под ногами треснул спинет – а может, клавесин, – хрупкий инструмент разломился в щепки. Некоторые из стрелков, расталкивая прикладами взрослых, тащили за собой сирот. В суете кто-то опрокинул две корзины, и по булыжной рассыпались живые угри. Французы установили пушки в северной части города и теперь били по португальской батарее на террасе под монастырем.
Три солдата в синих мундирах выскочили из переулка, и тут же три винтовки повернулись им навстречу, но Шарп успел раньше, чем прозвучали выстрелы.
– Это португальцы! – крикнул он, распознав союзников по высоким киверам. – И опустите оружие.
