От «девятнадцатого февраля» к «первому марта» (Очерки по истории народничества) | страница 83



.

Из сказанного выше ясно, что в то время, когда Лавров дал свое согласие на редактирование русского революционного журнала, он не был еще крепко связан с революционным движением[134] и если в нем проявлялся интерес к социализму и рабочему движению, то лишь теоретический, в связи с его научной работой по истории мысли.

Все это достаточно объясняет отношение Ткачева к Лаврову и показывает, что Ткачев имел полное основание не считать Лаврова человеком, подходящим к роли редактора революционного журнала.

Что же, однако, побудило петербургские революционные кружки при выборе редактора остановиться на Лаврове? Ведь им хорошо было известно, что его прошлое не дает никаких гарантий успешного выполнения им своих обязанностей. Нет никаких сомнений, что решающее значение для петербургских кружков имело то обстоятельство, что Лавров был автором «Исторических писем», тех самых «Исторических писем», которые их автор боялся опубликовать, считая, что они могут «подорвать его репутацию как ученого»[135], и которые, неожиданно для автора, стали евангелием народнической молодежи 70-х годов.

В письме к автору настоящей статьи один из немногих оставшихся до наших дней в живых членов кружка чайковцев Николай Аполлонович Чарушин сообщает следующие любопытные подробности относительно выбора редактора будущего журнала. «Понятно, – пишет Н.А., – что взоры кружка прежде всего, хотя, правда, платонически, обращались на Н.Г. Чернышевского, бывшего тогда за пределами досягаемости, в особенности же после неудачной попытки освобождения его Германом Лопатиным. Другого властителя дум тогдашних передовых слоев русского общества, Н.К. Михайловского, жаль и нецелесообразно было трогать с занятого им поста в русской легальной печати, да и сам Николай Константинович, видимо, не обольщался мыслью покинуть Россию. Из проживавших тогда в пределах России было еще одно лицо, также пользовавшееся большой популярностью, на котором, как возможном руководителе будущим органом или, по крайней мере, соредакторе его, останавливалось внимание членов кружка – это Флеровский-Берви, автор знаменитой книги „Положение рабочего класса в России“ и „Азбуки социальных наук“. Но, несмотря на дружеские связи многих членов кружка с Берви, из этого дела ничего не вышло. То ли сам Берви уклонился от предложения то ли некоторые стороны в характере Берви удержали от решительных переговоров с ним в этом направлении – точно не могу сказать. В запасе оставался таким образом П.Л. Лавров, еще в 1870 г. вывезенный из ссылки Г.А. Лопатиным и проживавший с тех пор за границей. Казалось бы, чего еще искать лучшего? И в России, и в кружке авторитет П.Л. как писателя, мыслителя и публициста, был велик, и имя его пользовалось всеобщим уважением. Но, к сожалению, Лавров был по преимуществу кабинетный ученый, русской жизни надлежащим образом знать не мог, а потому естественно, и являлось сомнение, в состоянии ли он будет надлежащим образом руководить заграничным политическим органом печати, способным улавливать нужды момента и соответствующим образом реагировать на них».