Повторяем – сам Писарев не сделал этого якобинского вывода, вытекающего из его основной точки зрения. Однако, если этого вывода не сделал он, то его сделали другие люди, разделявшие его мнения.
В 1863 г. появился русский перевод книги итальянского историка Сориа «Общая история Италии с 1846 по 1850 гг.». В этой книге рассказывалось, между прочим, о том, как неаполитанский король Фердинанд, прозванный «король-бомба», сумел одержать победу над революционерами, найдя себе опору в темных и несознательных народных массах.
И вот какой отклик вызвала книга Сориа со стороны русского ее читателя (извиняемся за длинную цитату, но она представляет исключительный интерес для нашей темы):
«Добрые буржуа, столь интересные в претерпеваемых ими гонениях от представителей дикого произвола, доказали неоднократно, что не уступают, а даже превосходят в зверстве своих гонителей, когда дело заходит о нуждах и требованиях низших классов. Революция 1848 г. во Франции и Германии, английские восстания рабочих нынешнего столетия и последние действия национальной гвардии итальянского королевства заклеймили позором царство барышников… Теперь уже ни один порядочный человек не может сочувствовать движению, направленному в пользу буржуазии».
Если буржуазия успела уже возбудить к себе «всеобщее отвращение и презрение», то есть еще много хороших людей, «способных увлекаться всем, выступающим под демократическим знаменем», несмотря на то что «демократы доказали свою несостоятельность в 1848 г.». При чтении книги Сориа «невольно приходит мысль о том необыкновенном недостатке сообразительных способностей, который высказывают демократы во что бы то ни стало». Только во Франции демократизм имеет за собою известные основания. «Французский работник вдумывается в свою судьбу; он старается разгадать этот сфинкс и не упускает из виду ни одного средства развить свой ум. Достаточно вспомнить, что из их среды вышли замечательнейшие деятели 1848 г., и тогда мы увидим, что французские демократы имеют основание призывать к власти класс народа, несравненно более развитый, более образованный, чем управлявшие до сих пор лавочники. Но, к сожалению, не все страны похожи на Францию: есть нации, в которых развития французских рабочих достигли только немногие лица из высшего и среднего сословий. Остальная часть нации, – и именно так называемый народ, – пребывает в состоянии, близком к состоянию каких-нибудь кафров или курдов. Казалось бы, что в таком государстве не может быть и речи о демократизме. Однако, беспардонные демократы не останавливаются перед подобными пустяками… Они считают долгом вопиять против аристократии и буржуазии, как будто есть что-то лучше этого. Им нет дела, что когда против буржуазии вопиют французские демократы, то они имеют в виду класс общества, из которого вышли самые лучшие люди их страны: они хотят быть демократами, да и только, а там им все равно, что на замену аристократии и буржуазии есть только звери в человеческом образе, белые медведи с Бомбой во главе; потому что знаменитый
