От «девятнадцатого февраля» к «первому марта» (Очерки по истории народничества) | страница 34
Немудрено, что читатели, оглушенные беспрерывным бряцанием оружия и запутавшиеся в полемических схватках двух своих любимых журналов, подчас теряли способность разобраться в их споре и приходили к выводу, что спор этот – никому ненужное и даже вредное для дела словопрение. «Желательно знать, – писал в редакцию „Современника“ один из его читателей, – какую пользу вынесет читатель из знаменитой полемики знаменитого „Постороннего сатирика“ с „Русским словом“, где нет никакой серьезной мысли, а только одна плоская брань, напоминающая рыночных торговок?»[47].
Характерно, что далеко не все из участников спора ясно представляли себе глубину противоречий, вскрывшихся во время полемики. Некоторым из них казалось, что спор касается лишь частностей, расхождения же по основным вопросам между спорящими нет. В анонимном «Ответе» «Современнику», напечатанном в № 10 «Русского слова» за 1864 г., редакция этого журнала, заявляя о своем желании избежать полемики с «Современником», писала: «„Русское слово“ может расходиться с „Современником“ на частных и отдельных вопросах, но оно всегда настолько уважало общую идею, что не решится пожертвовать этой идеей в пользу какого бы то ни было личного самолюбия». А в № 12 того же журнала «Заштатный юморист» (псевдоним Благосветлова) жаловался, что Антонович воспользовался статьей Писарева «Нерешенный вопрос», чтобы придраться к «Русскому слову» и «из частного вопроса сделать предмет общего спора»[48].
Может быть, только один Писарев вполне ясно сознавал, что спор идет о коренных вопросах русской жизни и что в разрешении их намечаются две непримиримо враждебные между собою точки зрения, выразителями которых являются полемизирующие журналы.
«Если бы Белинский и Добролюбов, – писал он в „Неразрешенном вопросе“, – поговорили между собою с глаза на глаз, с полной откровенностью, то они разошлись бы между собою на очень многих пунктах. А если бы мы поговорили таким же образом с Добролюбовым, то мы не сошлись бы с ним почти ни на одном пункте. Читатели „Русского слова“ знают уже, как радикально мы разошлись с Добролюбовым во взгляде на Катерину, то есть – в таком основном вопросе, как оценка светлых явлений в нашей народной жизни».
В чем же была сущность расхождения «Русского слова» с «Современником» и почему Писарев придавал такое большое значение разногласиям, обнаружившимся между ними в оценке образа Катерины в «Грозе» Островского? Только ответив на эти вопросы, мы уясним себе в полной мере значение интересующей нас полемики.