Полфунта лиха | страница 7
— Ну, комисса-ар! — удивленно сказал кто-то.
Дима не выдержал, скрежетнул зубами.
— Мы же губим товарищей!
— Давай без паники,— глухо сказал Иван.
Очень муторно было ждать.
Наконец вода у ледовой закраины сильно колыхнулась, показались голова и плечи.
— Порядок! — выдохнул Карданов...
Хлебнув из фляжки и растершись спиртом, он сел у костра. Лешка глянул и удивился, что губы Карданова расплывались в глуповатой улыбке. Должно быть, он сам удивлялся содеянному. Заметив Лешку, Карданов подвинулся и похлопал по подтаявшему снегу, возле себя:
— Садись. Ну, окрестились мы с тобой в одной водичке? — И повернулся к ребятам: — Ни черта там не видно, муть в глазах.
У Лешки немного отлегло от сердца: никто его не ругал, комиссар вот даже оправдывал,— действительно же ни черта не было видно...
Водители уже протянули трос через фаркопф затонувшего тягача и прицепили ко второй машине. Ее намертво закрепили за толстый ствол кедра и пустили в ход лебедку. Натужно, взламывая лед, пополз из воды застрявший тягач. Парни вокруг кричали и пританцовывали. Только Иван Ситников немо сцепил зубы.
Переправу нашли неподалеку, но когда перебрались на другой берег, совсем свечерело. Варить еду не стали, поели мясных консервов, запили чаем.
Пошел снежок, присыпая палатку и машины, тайга нахохлилась. Навалилась ночь, бивак затих. Лешка думал о том, какой он нескладный. Сунулся, а дела сделать не смог. Ему было стыдно. И в то же время въедливым червячком копошилась обида: небось, никто, кроме него и комиссара, не полез в воду, так нет чтобы внимание проявить, хоть слово какое... Ну, не герой, конечно, а все же... никто не полез...
Сквозь брезент палатки смутно маячил огонь костра. Громадой подступил к биваку урман. Глухой, нехоженый, распластался он от Урала аж до Тихого океана, ощетинился дебрями, прикрылся болотами, напетлял-напутал речек да ручьев. Молчит затаенно и хмуро. Не любит он пришлых людей, не жалует. Только их по урману все больше. Таких вот малых, трепетных костров в ночи не счесть.
2.
Оседлость начинается с добротного жилья. Теоретически Виктор Карданов знал зто прекрасно. Вкусить же радость благоустроенности ему в последние годы как-то не приходилось — то ли по причине кочевого образа жизни, то ли из-за непутевости, которой мать попрекала его с малых лет. Зазорную, с ее точки зрения, черту эту она относила за счет наследственности, кивая на мужа. Семен Петрович при этом пофыркивал в седоватые усы и посмеивался: