— Так ты тоже уральский? — сорвалось у Лешки.
— Ну. А ты?
— Я в Верхнем Тагиле родился.
— Да ты чо? — обрадовался Аннушка.— Выходит, земляки, и совсем не дальние. Бывал я, леса у вас там хороши...
Лешке почему-то не захотелось признаваться, что уралец он липовый и леса ему не милы, но вмешался Слава:
— Ты ж, Новожил, говорил, из Казахстана.
«Чего ж мне крутить-то? — усовестился Лешка.— Чуть что — и родную степь предать готов?» — На Урале-то я, можно сказать, не жил,— признался он.— С малых лет отец па целину увез. Мне не лес — степь роднее.
— Ну нет,— сказал Аннушка,— я вот без леса не могу. Голо без него, пусто... А вот ты, пода, по степи скучаешь.
— Скучаю,— глухо отозвался Лешка...
А на просеке тем временем дело подвинулось изрядно. Десантники и ребята, шедшие им навстречу с Тунги, все сближались, сближались и наконец подошли друг к другу почти вплотную.
Аннушка с утра сказал:
— Снег будет. Видите, облака против ветра прут.
И верно, к обеду повалил густющий снег. Падал он мягкими, очень крупными хлопьями. «К оттепели»,— определил Аннушка; очень любил он предсказывать погоду.
Всей бригадой двинулись они на просеку. Интересно ж на новых людей посмотреть.
Только к главному-то событию ребята опоздали: обе группы давно соединились. Еще с утра они обменивались «лазутчиками», потом и вовсе перемешались, а уж кто валил и обрабатывал последние деревья — было и не разобрать.
Когда подошла бригада Аннушки, обе группы, уже пошабашив, в густой снежной замети двигались к вагончикам. Шли улыбчивые, с разговорами, полушубки и ватники, залепленные снегом, были небрежно расстегнуты, покойно и горделиво лежали на плечах пилы и топоры. Надя Голышева, окруженная незнакомыми парнями, что-то рассказывала им и хохотала. «Освоилась!»— с неясной неприязнью подумал Лешка.
За людьми неторопко ползли тракторы с тяжелыми санями-волокушами, на которых лежали тюки какого-то груза, и с вагончиками, поставленными тоже на сани. Вагончики были Лешке незнакомые — большие и светлые, обшитые алюминиевым листом.
— Таллинские,— сказал Аннушка,— самые удобные.
— Комфорт! — вскричал Слава.
— Рио-де-Жанейро! Мадагаскарр!
А вдали, совсем не различимые в белой толчее снежных хлопьев, взревывали бульдозеры — расчищали зимник, по которому позднее должны были пойти грузовики. Это уж не то, что одинокий вертолет в небе. Сила!
Там, за широким, врубившимся в лесную глухомань коридором, был большой людской мир. Дорога-просека связывала заброшенных в тайгу старателей-строителей с тем миром.
