Мать по-своему, по-фельдшерски, какими-то медицинскими терминами объясняла Лешке состояние отца, но Лешка ее слушал и не слышал — ничего не понимал. Батя лежал вытянувшийся и застылый, как покойник, и только какая-то жилочка на поседелой непобритой шее билась трепетно и жалостно, да когда вскидывались тяжелые набрякшие веки, в Лешку упирался помутневший и все-таки живой, страдальческий взор. Батя, должно быть, все понимал, только сказать ничего не мог — лишь мучительно мычал временами.
Лешка, как приехал, просидел возле него всю ночь, тихо поглаживал его недвижную онемелую руку да кисленькой водой смачивал сухие, судорожно сведенные губы. Батя лежал в той самой палате совхозной больнички, где когда-то маялась обожженная Лена Поливина и куда приходил Василий совсем незадолго до своей гибели. Всего лишь год прошел... Всего лишь год, как сухо треснул над степной могилой прощальный залп, и во рту у Лешки, казалось, все еще был вкус земли, которую грыз он в горьком беспамятстве... А теперь — батя?.. У Лешки губы тоже кривило судорогой и немело в груди.
Через неделю отец заговорил.
— Леха,— было его первое слово, вытолкнутое через сведенные губы. Он долго молчал после этого, тяжко и неровно дыша, потом нашарил взглядом жену и сказал:
— Зря парня… соврали.— И поправился: — Сорвали.
— Успокойся, Виталя, успокойся,— встревоженно метнулась к нему мать.
Однако, что правда, то правда: университет Лешке улыбнулся.
Виталий Иванович медленно, но все же приходил в себя. Правда, о работе врачи велели и не думать. Тем паче приходилось думать о ней Лешке.
В своем длинном черном автомобиле приезжал Евгений Данилович Вересов — привозил гостинцы Виталию Ивановичу, предлагал Лешке работу на большом строительстве. Строительство, однако, подходило к концу. Впрочем, вовсе не поэтому Лешка отказался: ему-то местечко бы нашлось. Отказался из-за давнего спора с Вересовым, самолюбие заело. Предлагал работу и директор совхоза — Лешка остаться в поселке не захотел: на что ему сочувственные уступочки да разговоры! Уже хватало их после смерти Василия.
Лена Поливина, приехавшая на выходной из интерната, печально поинтересовалась:
— Ну и куда же ты, Леша?
Ему эта печаль не понравилась.
— Найду куда,— ответил он неласково и чуть ли не с угрозой.— Найду.
Через несколько дней он уехал из поселка. Проводы получились невеселые. Мать не могла сдержать слез. Отец, уже сидевший в постели, хмурился, но все же постарался улыбнуться:
