– Думаю, когда ты выздоровеешь, тебе нужно приехать в Лондон, – продолжила Онория, снова возвращаясь к жизнерадостному тону. – Помимо прочего, тебе потребуется пара новых сапог. Возможно не столь облегающего фасона. Это, может быть, не модно, я знаю, но ты сможешь завести новую моду.
Он дёрнулся.
– Или мы можем остаться в деревне. Пропустить Сезон. Знаю, я говорила тебе, что срочно ищу себе мужа. Но… – Она с подозрением взглянула на свою мать, потом наклонилась ближе к его уху и зашептала:
– Мама теперь выглядит совершенно другой. Думаю, что смогу пережить ещё год в её обществе. В двадцать два года я ещё успею выйти замуж.
– Тебе двадцать один, – заметила мать, не глядя на неё.
Онория замерла.
– Как много ты расслышала?
– Только последнее.
Онория не знала, правду ли говорит её мама. Кажется, они заключили негласное соглашение не задавать вопросов, поэтому девушка решила ответить:
– Я имею в виду, что если не выйду замуж до следующего года, когда мне исполнится двадцать два, то ничего не имею против этого.
– Но это означает ещё один год в составе семейного квартета, – с улыбкой проговорила леди Уинстед. Улыбкой, лишённой коварства. Совершенной искренней и ободряющей.
Онории вдруг захотелось, уже не впервые, чтобы мать могла быть чуточку более тугой на ухо.
– Я уверена, твои кузины будут счастливы, если ты останешься ещё на год, – продолжала леди Уинстед. – После твоего ухода твоё место займёт Гарриет, а она ещё слишком маленькая. Ей ещё нет шестнадцати.
– Ей исполнится шестнадцать в сентябре, – подтвердила Онория. Гарриет, младшая сестра Сары, играла хуже всех Смайт-Смитов. Этим было сказано всё.
– Думаю, ей нужно больше заниматься, – сказала леди Уинстед с гримасой. – Бедная девочка. Кажется, она ничего не смыслит в музыке. Ей, должно быть, так тяжело расти в столь музыкально одарённой семье.
Онория старалась не смотреть на мать во все глаза.
– Кажется, Гарриет предпочитает пантомимы, – с некоторым отчаянием выговорила она.
– Трудно поверить, что кроме тебя и Гарриет некому больше сыграть на скрипке, – заметила леди Уинстед. Она нахмурилась, разглядывая ногу Маркуса, и снова принялась резать.
– Разве что Дейзи, – сказала Онория, упоминая ещё одну кузину из другой ветви семейства. – Но её уже призвали в строй, поскольку Виола вышла замуж.
– Призвали? – повторила мать, посмеиваясь. – Ты говоришь так, словно это тяжкая повинность.
Онория на миг замолчала, стараясь удержаться от смеха. Или от слёз.
