Онория прищурилась:
– А зачем мне нужно твоё благословение?
Господи, а с ней нелегко.
– Тебе оно не нужно. Но разве так трудно принять его?
– Нет, – медленно сказала Онория, – но…
Он ждал. И затем, наконец, проговорил:
– Но что?
– Не знаю. – Она выговаривала каждое слово очень чётко, не сводя с него глаз.
Маркус проглотил смешок:
– Почему ты столь подозрительна относительно моих мотивов?
– О, не знаю, – саркастически ответила девушка. – Возможно, потому что весь последний год ты неодобрительно смотрел на меня.
– Не смотрел.
Она фыркнула:
– Ещё как смотрел.
– Возможно, я неодобрительно посматривал на одного или двух твоих поклонников, но не на тебя.
Чёрт, он же не это собирался сказать.
– Значит, ты следил за мной, – торжествующе заключила Онория.
– Нет, разумеется, – солгал Маркус. – Но разве я мог тебя не замечать?
Она задохнулась в ужасе:
– Что ты имеешь в виду?
Ад проклятый, теперь ему придётся изворачиваться.
– Я ничего не имею в виду. Ты была в Лондоне. Я был в Лондоне. Я видел многих девушек.
И прежде чем понять, какую ошибку он совершает, Маркус добавил:
– Просто запомнилась мне ты одна.
Онория замерла, глядя на него, как сова. Он ненавидел, когда она так смотрела на него. Это означало, что она напряжённо думает или видит слишком многое, и он чувствовал себя беззащитным. Даже в детстве Онория видела его глубже, чем остальные члены семейства. Как странно: большую часть времени она была счастливой, весёлой Онорией, но потом эта девочка глядела на него вот так чудесными глазами цвета лаванды, и он осознавал то, чего не знала её семья – она понимает других людей.
И она понимает его.
Маркус потряс головой, пытаясь избавиться от воспоминаний. Он не хотел задумываться о Смайт-Смитах, о том, что он чувствовал, когда сидел вместе с ними за столом и был частью их мира. Об Онории он тоже думать не хотел. Не хотел смотреть ей в лицо и думать, что у неё глаза цвета гиацинтов, когда они только раскрываются. Они обычно зацветают как раз в это время, и он всегда считал гиацинты цветами Онории, хотя сразу же отбрасывал эту мысль. Но не сами лепестки гиацинта, они слишком тёмные. Цвет глаз Онории совпадает с молодой частью у основания цветка, где ещё нет перехода в синеву.
У Маркуса стало тесно в груди, он попытался вздохнуть. Он действительно не желал думать о самом факте, что он может посмотреть на цветок и показать точное место, где лепесток напоминает ему её глаза.
Ему хотелось, чтобы она заговорила, но девушка, конечно же, не сделала этого. Именно сейчас, когда он бы с радостью приветствовал любую болтовню.
