Библиотека литературы Древней Руси. Том 4 (XII век) | страница 132
Егда приде господин взяти плод от винограда и видевъ его окрадена и призва хромца и совъкупи с слепцемь, и начаста сама ся обличати. Хромець глаголаше слепцю: «Аще не бы ти мене носил, никако же аз могл быхъ тамо доити, понеже хромъ есмь». Слепець же глаголаше: «Аще не бы ты мне пути казал, не быхъ тамо аз доити могл». Тогда господин сед на суднемъ столе и начатъ има судити. И рече: «Яко же еста крала, тако да сядть хромець на слепца». Въседшю же хромцю, повеле пред всеми своими рабы немилостиво казнити в кромешней мученья темнице.[333]
Разумейте же, братья, сея притча сказание. Человекъ есть домовит — Бог Отец, всячьскых творець. Его же сын добра рода — Господь наш Исус Христос. А виноград — землю и миръ нарицаеть. Оплотъ же — закон Божий и заповеди. Слугы же сущая с нимь — ангели глаголеть. Хромець же есть — тело человече. Слепца же душю его менить. А иже я посади у врат — человеку бо предаеть Бог в область всю землю, дав ему закон заповеди. Преступившю же человеку повеление Божие и того ради смертью осужену бывшю, первое душа к Богу приводится и спирается глаголющи: «Не аз, но тело есть створило». И того ради несть мучения душам до второго пришествия, но блюдомы суть, иже Богъ весть. Егда же придеть обновити землю и въскресити вся умершая, яко же самъ Бог преже глагола, тогда «вси сущи в гробехъ услышать глас Сына Божия и оживуть, изидут створше благая вскресение живота, а створши злая — въскрешение суда». Тогда бо души наши в телеса внидуть и приимуть въздание кождо по своим деломъ — праведници в вечную жизнь, а грешници в бесконечную смертную муку. Ими же согрешить кто, темь и мученъ будеть.
Сице и мне о сих сказавъшю не от умышленья, но от святых книг. Да несть се мое слово, но беседа; несмь бо учитель, яко же они церковни и священнии мужи.
Праздникь от праздника честьней приспелъ есть,[334] подавая благодать Божию святей церкви. Яко же бо и пленица златы, растворены жьньчюгомъ, съ многоценьнымь каменьемь, веселять зрящих на ня очи, — нъ паче духовьная нам красота, праздьници святии, веселяще верьныих сердца и душа освящающе. Пьрвое бо въскрьсениемь Христовомь просветися мир и Пасъка бысть, вся верныя освящающи; таче Фоминомь испытаниемь[335] ребр господень обновися тварь: коснувшю бо ся ему рукою язвах, всем известо бысть телесьное въстание.