Сими же словесы поражени на другая ся обратиша, глаголюще, яко: «Тако и есть, яко глаголеши, гости. Да аще Христосъ Богъ вашь есть, почто не творите, якоже велить? Писано бо есть в евангельскых книгахъ: „Молити за врагы. Добро деите ненавидящимъ и гонящимъ".
[68] Вы же не тако, нъ противна оружья острите на творящая вамъ таковая». Философъ же противу симъ отвеща: «Двема заповедьма сущема въ законе, кто законъ свершая является, иже ли едину съхранить, или иже и обе?» Отвещаша же они, яко иже обе. Философъ же рече: «Богъ есть реклъ: „Молите за обидящая".
[69] Тъ есть пакы реклъ: „Больша сея любъви не можеть никтоже явити на семъ житии,
но да свою душю положить за другы".
[70] Другъ же ради мы се деемъ, да не с телеснымъ пленениемъ и душа их пленена будеть». Пакы же глаголаша они: «Христосъ есть дань даялъ
[71] за ся и за ны. Вы же како не творите того делъ? И уже аще браняще себе, то како поне дани не даете сицему велику и крепку языку измаилитьску за братью вашю и за другы? Мала же и просимъ, токмо единого златника. И донележе стоить вся земля, хранимъ миръ межю собою, якоже инъ никтоже». Философъ же отвеща: «Аще убо кто въ следъ учителя ходя, и хощеть во тъ же следъ ходити, во ньже и онъ, другыи же, сретъ и, съвратить и — другъ ли ему есть или врагъ?» Они же реша: «Врагъ». Философъ же рече: «Егда Христосъ дань даялъ, кое владычество бе: измаилитьско ли или римъско?» Отвещаша же они: «Римьско». «Темьже не достоить насъ зазирати, понеже римляномъ даемъ вси дань». По сихъ же и ина многа въпрашания въпрашаша и, искушающе от всехъ художьствии, яже и саме имеяху. Сказа же имъ вся. И яко я препре о сихъ, и реша к нему: «Како ты вся си умееши?» Философъ же рече к нимъ: «Чьловекъ етеръ, почерпъ воду в мори, в мешьци ношаше ю. И гордяашеся, глаголя къ страньникомъ: „Ввдите ли воду, еяже никтоже не имееть разве мене?" Пришедъ же единъ мужь поморникъ и рече к нему: „Неистовъ ли ся дееши, хваляся токмо о смьрдящимъ мешьци? А мы сего глубину имеемъ". Тако и вы деете. А от насъ суть вся художьствия изшьла».
По сихъ же дивъ творяще, показаша ему виноградъ несаженъ, инъгда от земля изникнущь. И яко сказа имъ, како се бываеть, пакы показаша ему все богатьство: храмины утворены златомъ и сребромъ и камениемъ драгымъ и бисеромъ, глаголюще: «Вижь, философе, дивно чюдо: сила велика и богатьство много армениино[72] владыкы срачиньска». Рече же к нимъ Философъ: «Не диву се есть, Богу же хвала и слава, створшему вся си и въдавшему на утеху чьловекомъ. Того бо суть, а не иного». Сетьнее же на свою злобу обрашьше, даша ему ядъ пити. Нъ Богъ милостивыи рекъ: «Аще и смертно что испиете, ничтоже васъ не вредить».
