Для языческого читателя текст Священного Писания не являлся авторитетным, но в случае язычников и разговор шёл о другом: о ложности языческих богов, о суетности языческой философии, об истинности монотеизма, об откровении единого Бога миру.
Уникальность диалога с мусульманами состояла в том, что разговор вёлся в плоскости библейской истории и библейских парадигм, но к самому тексту Библии как к авторитету прибегать было нельзя! Признавая принципиальную богооткровенность библейских книг, ислам учит, что они были искажены иудеями и христианами, и поэтому реально существующие тексты в силу этой постулируемой «искажённости» авторитетными для мусульман не были (вопрос о неискажённости Евангелия также являлся традиционным пунктом христиано-мусульманской полемики). Иногда, как, например, в опубликованном в настоящем издании диалоге Феодора Абу Курры, мусульманский собеседник прямо ставил условием доказать ему истинность того или иного положения христианской веры, не обращаясь к христианскому Писанию. В таких условиях основной акцент полемики смещался к рациональным доказательствам, аппеляции к разуму, повседневному опыту, к тому, что является общим для любого человека, независимо от его религиозных убеждений.
Произведённый выше краткий обзор антимусульманской апологетической литературы на сирийском, арабском, греческом и латыни показывает, что литература на этих языках испытывала взаимное влияние, трактаты, написанные на одном языке, нередко переводились на другой, также существовал ряд авторов, кто свободно писал на разных языках. Это позволяет рассматривать данный массив разноязычных апологетических текстов как единую литературу. Однако она возникла в разных условиях и имеет, в связи с этим, одно существенное отличие: арабские и сирийские апологии зачастую вынуждены были смягчать свою позицию из соображений политкорректности по отношению к господствующей религии. Так, например, на прямой вопрос халифа о Мухаммеде, несторианский патриарх Тимофей отвечает, что тот «шёл путём пророков»; на прямой вопрос мусульманского сановника о том, войдут ли мусульмане в Царство Божие, монах Авраам отвечает, что любой человек, творящий добрые дела войдёт в милость Божию, но не как сын, а как наёмник. Ничего подобного мы не встретим у греко- и латиноязычных авторов, которые были свободны от подобной необходимости, а иногда даже испытывали противоположное давление: так, например, когда византийский император Мануил I Комнин (†1180) решил произвести некоторые смягчения в чине отречения от ислама, то наткнулся на сильное и единодушное противодействие со стороны Церкви.
