Кроме всего этого, он взял напрокат внедорожник "фольксваген" на надежной зимней резине и каждый день забирал дочку со школы, предложив мне не мотаться зря. Ах, мне нетрудно? Ничего, ему все равно очень интересно посмотреть на тренировки по настольному теннису (и, само собой, показать там класс, заставляя Анжелу розоветь от гордости). Или вместе с тренером провести занятие в шахматном классе, демонстрируя чудеса игры вслепую или одномоментную игру на нескольких досках с разными противниками. Дочка рассказывала мне это, а я вспоминала прохиндея и мошенника Остапа Бендера и так тянуло съязвить в тему! Но мы же общаемся только по необходимости? А он, очевидно, поймал мою мысль, понял по косому взгляду и кривой ухмылке… и тепло так улыбнулся.
Да, он улыбался мне. Первый раз увидев это, я впала в ступор, не веря своим глазам. Это что — я допустила такое? И тут, будто вынырнув из дурного сна или очнувшись от гипноза, всерьез задумалась о том, что допустила еще, кроме этого?
Дочка слишком привыкла к нему и привязалась. А он скоро уедет и что дальше? Встречи раз в год, в его отпуска? И согласится ли еще он проводить их здесь — все? Или захочет забирать Анжелу? Да сейчас! Да лучше бы он вообще не появлялся в нашей жизни! Что ему и высказала в тот же вечер. И опять какая-то обреченно-вялая реакция в ответ — отстраненная улыбка и обещание часто выходить на скайп и звонить. И тут промелькнула мысль — странная такая, но я все же озвучила ее:
— А ты случайно не болен чем-нибудь… таким?
На что получила ответ будто бы даже с юмором:
— Если после сорока ты просыпаешься утром и у тебя ничего не болит…
— … значит, ты умер. Лучше б ты умер тогда! — вырвалось вдруг у меня.
Я не хотела этого! Вот точно не хотела. Да я вообще не понимала — как можно такое ляпнуть? Это было глупо — показывало, что обида моя затаилась, но все еще жива и она огромна. А еще я не могла желать ему такого, потому что сама может и пережила бы тогда его смерть, а вот ребенок в моем животе — еще неизвестно.
Может он побелел от злости? А испарина на лбу была признаком бешенства? Неважно. Не от страха… я пробормотала, потерявшись от собственных слов:
— Ну, прости… нечаянно вырвалось.
Он тоже что-то пробормотал и почти сразу ушел, огорчив дочку. А мне было так тошно от всего этого и страшно, что нервы идут вразнос из-за ситуации, в которую загнала себя сама. И мучил еще один страх — что мысль о его болезни правдива, а он просто не хочет признаваться.
