— Да. Сеньор заботится о своих людях. Бывают плохие сеньоры, которым на людей плевать. Но в целом мы должны заботиться о крестьянах как таковых, пусть некоторых из них можем гноить и наказывать. Там же никто никому ничего не должен. Не вписался в эту жизнь — подыхай на её обочине, никто тебе не поможет. Совсем никто.
И снова я её не шокировал. Здесь то же самое, заботятся только о СВОИХ. Даже королю плевать на подданных — никакого соцобеспечения тут нет, а расскажи я о нём — не поймут.
— А ещё там нет аристократии. Нет, там есть элита, которая «рулит» государствами. И попасть в неё, не родившись её членом, невозможно. И границы между элитой и быдлянами ещё больше. Но внешне все провозглашены равными, и у крестьян и ремесленников юридически те же права, что и у правителей и членов их семей. И более того, доступ к благам тоже у всех схож, просто у одних золочёная карета с каретами охраны, а у других простые жоповозки-развалюхи. — В целом аналогию привёл корректную, как ещё изобразить относительное равенство — не знаю. — Но и те и те могут ездить по ним по дорогам королевства, а не таскаться на своих двоих. И так во всём. Всё есть у всех, просто у элиты больше и качественнее.
Снова неверие и скепсис. Ладно, потом буду объяснять, пока только поделюсь общей информацией.
— Я там был… Никем, — продолжил я. — Двадцать семь лет в теле ремесленника. Не зная, кто я и откуда. Ничего не помня о прошлой жизни. Я не был не то, что графом — я был ничтожеством! — Перед глазами встали красный провод, синий провод, писк тестера… — Ничего не добившимся юношей с самомнением. А потом я… Умер.
— Убили? — нахмурилась она, но как-то равнодушно. Слишком загрузил.
— Сам. Почему — не знаю, не спрашивай. Грешу на сердце, но точно сказать не могу. Я помню себя там, отдыхающего после работы… И сразу оказался здесь. А передо мной — испуганные и злые глаза той ведьмочки.
— Я помню всё, что было, Астрид! — подался я к ней. — Помню в каком платье ты была на первом балу. Помню, как мы сбежали на речку, под мост, и как ты тонула. А я бросился тебя спасать, хотя сам не умел толком плавать. Я помню свою первую охотничью собаку. И как отец привёл к маленькому Дружку и учил работать с ним, воспитывать его. Как стоял на коленях на горохе, когда отец наказывал. И помню… Наш тот первый раз. — Провёл ей по шикарным рыжим волосам. — После которого тебя в темпе выдали замуж, чтобы глупости больше не делали.
— Р-ричи… — потянула она, из глаза её потекла слезинка — я говорил на эмоциях, был убедителен, и это чувствовалось.
