– В чём дело, подобие воина? – задиристо воскликнул он. – Почему ты не нападаешь?
Мальчик тяжело дышал от усталости. Костяшки его пальцев побелели, как первый снег, а глаза обратились в стекло, в котором отражались все человеческие муки – ужас, бессилие, боль, обречённость и мольба. Меч дрогнул в затёкших руках.
Маркиз не отреагировал. Просто остался стоять и смотреть на мальчика, но что-то в его лице всё-таки переменилось. Скользнула некая тень, леденящая и мрачная, и ничего хорошего она не обещала.
Руслана вдруг поразило болезненное предчувствие, и всё внутри него покрылись инеем. То же самое испытывает неопытный наездник за секунду до падения из седла.
Мальчик успел лишь тихо ахнуть перед тем, как маркиз оказался за его спиной. Тупой удар локтем, и подросток уже лежит пластом на земле. Выстрелом по полю боя разнёсся хлопок кнута. Мальчик вскрикнул и сжался в комок, но удара не последовало.
Маркиз широко улыбнулся. Ни намёка на веселье, только злорадство и кровожадное предвкушение чего-то приятного.
– Вставай.
Вероятно, мальчик решил, что ему послышалось, настолько он не поверил своей удаче. Несколько секунд колебаний решили его участь. Когда он вскочил на четвереньки и уже почти поднялся, лаковая туфля опустилась на его спину с такой силой, что мальчик ударился лицом об землю с глухим стуком.
Де Руссо покачал головой и проговорил стальным голосом:
– Ничтожество.
Хлопок, удар и душераздирающий вопль. Глубокая багровая полоса рассекла мальчишечью спину, траву окатили бордовые брызги. Подросток с усилием прикусил губу и вырвал клок травы, но убежать или просто подняться на ноги не пытался. Ему будто бы и не приходила в голову мысль о бегстве.
Она пришла спустя пару секунд затишья.
– Не думаю, – хмыкнул де Руссо.
Снова взмах руки, свист, удар и крик.
Руслан смотрел на мучения мальчика и чувствовал, как леденеет в жилах кровь. Каждый удар не только хлестал по ушам свистом кнута и пронзительными криками, но и обдавал холодной болевой волной самого графа.
Маркиз бил, не жалея мощи, высоко вскидывал руку, что есть сил размахивался и опускал кнут на детскую спину, сам прогибаясь при этом всем телом. Его одежда, лицо и светлые волосы, рассыпавшиеся по лицу, омылись кровью, золотистые глаза озверели от ярости и энтузиазма. Он странно рычал и скалился, получая удовольствие от каждого удара, и, увлечённый своим деянием, жаждал больше крови и криков.
А мальчик уже охрип. Дрожащими руками он пытался оторвать своё обмякшее тело от земли, но с каждой попыткой подвергался очередному удару и вновь падал. Спина, а точнее, оставшееся от неё кровавое месиво, была полностью обнажена. Рваные лоскутья странной рубашки разнесло в стороны создаваемым кнутом ветром.
