Снег за окном отсвечивал снизу, освещал деревья, вагончики и буровую. Так и не допив чая, мастер задремал сидя.
— Буровая горит!
Он вскочил.
Обрадовался: «Сон!» Но в заледеневшее окно бил красноватый свет. Малиново светилось окошко в балке буровой. Загрохотали торбаса, унты, забухали следом валенки. В расстегнутом полушубке, без шапки, Лунев выскочил наружу. Черный дым вытягивался из щелей и таял над соснами. Виктор распахнул дверь. Пыхнуло навстречу дымом, в его черноте кроваво крутанулся огненный шар. От волны свежего воздуха пламя внутри балка сразу взъярилось, затрещало.
— Наза-а-ад! — заорал мастер напиравшим на него рабочим. Уцепился за косяки, загородил вход, отшвырнул кого-то. — Все назад! Тащи фляги! Снаружи туши!
«От печки занялось. Никого не пускать! Один погорит — на всю жизнь отсидка!»
Последнее слово застряло в мозгу, проворачивалось огненным шаром в черном дыму: «Отсидка... Отсидка...Отсидка...» — как световая сирена на новых милицейских машинах.
Он схватил флягу. Кинулся в самое пекло. Затрещали волосы на голове. В левом углу воняло горелой пластмассой.
«Электрощит!»
Да, там гудело таежным пожаром. Виктор откинул крышку фляги, плеснул, как из кружки, и вовремя отпрыгнул от облака белого пара. Снаружи ему подали ведро воды.
— Крышу! — багровый от слез и кашля, кричал он,— Ломай! Снегу!
Лунев вылил два ведра воды. Тушили из чайников. Бросали снег широкими фанерными лопатами через разобранную крышу. Натаенной воды больше не осталось. Шелковым платочком пыхнул брезент, натянутый над копром.
Виктор набрал в легкие воздуха, снова нырнул в балок с ящиком песка в руках. Бросилось в глаза: грязный, сталисто-серый масляный бак нежно зарделся — печная плита! Пятьдесят литров трансформаторного масла. Масла в огонь.
— Срывайся, парни! Маслобак рванет!
Они не успели добежать до спального балка. Пушечный выстрел и фейерверк — вот на что это было похоже. Обернувшись, увидели, что над четырнадцатиметровым копром еще метров на пять вверх бушует пламя. Вся буровая в огне и чаду.
Кто-то неразличимый в красно-черном столпотворении яркого света и густой темноты кинулся по инерции продолжать тушить.
— Куда? — насмешливо сказал бригадир Постнов. — Шашлык кушать?
Насмешливость не изменяла ему даже сейчас, его вечная насмешливость. Поняли: да, после взрыва маслобака тушить бесполезно. Трясущимися руками доставали ломкие сигареты, закуривали.
— Четко работали. Ни крика, ни паники, — сказал мастер.
