— Как тут, Эдик?
— Порядок. Мог бы еще неделю не приезжать.
Это была шпилька в его адрес: за минувшую неделю мастер приезжал на буровую только раз вместо положенных двух в неделю.
Виктор промолчал.
— -Заварил-то капитально, или назавтра опять вызывать?
— Капитально. Старательный, как девочка. Энтузиаст. По комсомольской, говорит, путевке прибыл.
Мастер пошел смотреть шов. Светил спичками, щупал казалось, все еще теплую сталь. Да, вроде бы крепко сварено. Он сказал Постнову, что трактористу нужно аккуратнее трогаться с места.
Да, водилом порвали, — усмехнулся Постнов. И добавил к своему «порвали» такую поговорку, что мастеру стало не по себе. Бригадир всегда был солод на язык.
УАЗ забрал подменившихся Кандаурова и Кораблева развернулся, ослепил фарами и ушел на базу. После его света стало темным-темно, не разглядеть и руки. Виктор но памяти пошел в балок, больно ударился плечом о косяк, ругнулся.
— Все растешь, — добродушно сказал из темноты басовитый голос Эдика.
Плечи за последние два года раздались так, что рубаха ни одна не лезла, воротники не сходились. Поднял руку — нет рукава, жена зашивать не успевала. На плечах, на боках не сходили синяки — не мог в двери пройти, задевал столы, углы. Таким здоровьем мама наградила.
Ребята укладывались спать. Виктор сел, зашвыркал чаем, слушал их обыкновенный разговор после пересменки: сколько метров прошли, какие новости в Мирном и Маччобе, какое крутят кино. Гудели ноги от неудобного сидения в «уазике», от непомерной тяжести тела.
— Спать будешь? — поинтересовался Эдик, зевая. — Дома, поди, жена не давала выспаться?
— Генку подожду.
— Он, может, к Галке завернул.
— Я ему заверну! Я ему так заверну! Смену потеряли!
— Приедет, куда он денется, — сказал Мотовилов,
— Спешишь, торописся, всю работу не загребешь, мастер, — противный даже в темноте, нудно завелся Бирюков. — Тебе бы все захапать.
— Спи, — миролюбиво посоветовал Виктор.
— Может, поужинаешь? — заботливо спросил его Мотовилов. — Мы там тебе такой мосол припасли, язык проглотишь!
— Попозже поем, спасибо. Воды хочу.
— А во фляге. Отварная, — так он называл кипяченую воду.
— Там снег топленый, не вода.
Парни переговаривались, лежа на койках, один за другим отключались от разговора, засыпали. Владимир Орлов и Борис Алатарцев заспорили о политике, помаленьку заводились, как обычно, и мастер попросил их убавить громкости: коль уж работы нет, пусть хоть отдых будет.
