— Я?! Когда присвоил?!
— Мария Андреевна, — обратился Танюшин к директору музея, — что вы можете сказать по этому поводу?
Саржевский встрепенулся:
— Стоп. Я сам.
— Только честно. Все, как было на самом деле.
Лицо у Саржевского стало скорбным.
— Хорошо. Да, я знал Петрищева... Когда он служил в Волногорске, мы ухаживали с ним за одной девушкой...
— Елизаветой Мовчан? — спросил Танюшин.
— Да. И, если честно, она поначалу предпочитала его. Но потом пришли немцы, и Петрищев исчез, а я сказал Лизе, что он стал предателем. Она мне не верила, но, в конце концов, я убедил ее, и она вышла за меня замуж...
— Выходит, в ее глазах вы оклеветали Петрищева?
— Выходит, так, — произнес сокрушенно Саржевский.
— Ну, а зачем вы приходили в музей?
— Совершенно случайно я узнал, что Петрищев не предатель, а герой… И испугался… Я понял, что если об этом узнает Лиза, то бросит меня... Тогда я пошел в музей, где о Матвее, кстати, были довольно скудные сведения, и... решился. Я сказал, что... никакого Петрищева никогда не было.
— Наивно, — заметил Танюшин.
— Ничего лучше я придумать не смог! Я четко знал, что история с Петрищевым не должна была получить огласку.
— Но этим вы только затормозили поиски материалов. Рано или поздно о подвиге Петрищева все равно бы узнали все.
Саржевский поднял голову:
— Да, но к тому времени я собирался уехать отсюда.
Повисла пауза. После некоторых раздумий, Танюшин заключил:
— Хорошо. Все, что вы рассказали, похоже на правду, но у меня складывается впечатление, что вы чего-то не договариваете.
Саржевский вскочил на ноги и приложил руки к груди:
— Истинную правду говорю! Все как было!
По лицу его текли слезы. Мне даже стало жаль его, и только значительно позже я узнал, что Саржевский самого главного так и не сказал.
Когда все вышли из кабинета, я обратился к Танюшину:
— Вот теперь ясно, кто сорвал фотографии в музее и похитил папку с документами.
Полковник усмехнулся:
— Не думаю. Во всяком случае, это сделал не Саржевский.
Ответ мне показался странным.
— А кому же еще они были нужны?
— Выходит, кому-то нужны, — проговорил полковник. — Саржевский действительно тогда из-за ревности и боязни потерять Лизу наговорил вам с три короба… Но что-то он все-таки скрывает…
Пришел Костин. Вдвоем с Танюшиным они о чем-то тихо переговорили, при этом несколько раз упомянули фамилию Саржевского.
— Кстати, товарищ Шпилевой, — обратился, наконец, ко мне Танюшин, — вы, кажется, собирались написать статью о подвиге Петрищева?
