Саржевская насупилась и неприязненно посмотрела на меня:
— А он действительно герой?
— Сходите в музей. Узнайте.
— Хорошо, — согласилась она. — Давайте завтра в музее и встретимся. Не обессудьте, но в дом не зову. Муж у меня очень сердится, когда я о Матвее вспоминаю. Если узнает про письма и фотографии — порвет.
— Это почему же?
— Идите, идите, — заторопилась Саржевская, — не дай бог, муж увидит.
На следующий день Елизавета Григорьевна пришла в музей. Она очень спешила. Постояв у стенда Петрищева, погоревала, поплакала, после чего вручила мне пакет с документами и ушла, сказав, что торопится домой.
Содержимое пакета мы изучали с Марией Андреевной. В основном это были письма Матвея к Лизе. Обычные письма влюбленного восемнадцатилетнего юноши с клятвами в верности и просьбами о встречах.
Но было и несколько фотографий, среди которых мы обнаружили совсем пожелтевший снимок, на котором Петрищева не было. Группа мужчин и женщин расположилась под цветущим фруктовым деревом.
— Что это за люди?
— Наверное, родственники, — высказала предположение Мария Андреевна. — Видимо, Лиза второпях собрала в пакет разные фотографии.
Мое внимание привлек незнакомый мужчина. Несомненно, он мне кого-то напоминал. Густые брови, угрюмый взгляд. В памяти возникал и угасал странно знакомый образ.
Я передал фотографию Марии Андреевне, которая покрутила ее и вдруг вскрикнула:
— Боже мой, да это же Гужва!
САРЖЕВСКИЙ ДАЕТ ПОКАЗАНИЯ
Наконец-то, мнимый Гужва был разоблачен. Им оказался Саржевский Вениамин Федорович. В Управлении госбезопасности Танюшин спросил его:
— Зачем вы назвались чужой фамилией?
— Какой фамилией? — Саржевский выразил крайнее удивление.
Следует сказать, что держался он достаточно уверенно. Невозмутимое лицо, безразличный взгляд. Правда, брови его все время двигались: то взлетали вверх, то сходились в прямую линию, то уходили к вискам, в зависимости от того, какую эмоцию он проявлял — удивление, равнодушие или гнев.
— Гужва!
— Какой Гужва? — переспросил Саржевский, и брови его вытянулись в знак вопроса.
— Вам лучше знать, — ответил Танюшин. — В музее вы сказали, что это ваша фамилия.
— Чушь, этого я не говорил, — возмутился Саржевский, мельком взглянув на меня и на Марию Андреевну.
— А такой человек, как Матвей Петрищев вам знаком?
— Впервые слышу.
Танюшин улыбнулся.
— Учтите, что все ваши ответы протоколируются.
Саржевский съежился:
— А что я такого сделал?
— Вы присвоили чужую фамилию и должны сообщить нам, с какой целью вы это сделали.
