— С чернявым вы поторопились… Надо было перехватить вас тогда, но, увы…
Я промолчал.
Вероятно, подумав, что я колеблюсь, Танюшин продолжил:
— Обращаюсь к вам с данным предложением не случайно. Сила наших органов безопасности — в общении с народом. А кто такой народ? Это вы, Нюра, Скосырев, председатель сельсовета. То, что вы не остались равнодушным к делу Петрищева, — закономерность нашей жизни.
— Бесспорно, — согласился я, — но с чего же начать?
— Об этом не беспокойтесь. Идите сейчас к Костину, он вас проинструктирует.
Из того, что он направил меня напрямую к капитану, я понял, что знакомству Матвея с Лизой работники Управления госбезопасности придали большое значение.
И вновь закипела работа. По совету Костина мы с Нюрою Пасивиной и Марией Андреевной еще раз пересмотрели все имеющиеся у нас документы, но ничего стоящего не нашли.
Вновь пришлось ехать в Слободское и расспрашивать тех, кто когда-то встречался с Матвеем. Увы, про Лизу никто ничего не знал. Правда, одна женщина вспомнила, что, вроде бы, однажды Антонина Петрищева ездила навестить сына в Волногорск и останавливалась на Первомайской улице.
Это была зацепка.
В адресном столе я узнал адреса всех Елизавет, когда-либо живших или живущих на Первомайской улице. Получился довольно внушительный список, с которым мы и пошли по домам.
Поначалу удача не сопутствовала нам.
— Петрищев? Нет, не слышала, не знаю.
— Да, жила здесь Лиза, но до войны ей было десять лет.
Тогда мы стали искать девушку, которой в сорок первом году было лет восемнадцать-двадцать. Такой долго не находилось.
Наконец, в одном из домов нам сообщили, что до войны у них действительно жила девушка по имени Лиза. Худенькая, хрупкая, работала в поликлинике. В сорок втором году ее угнали в Восточную Пруссию. Кажется, к ней действительно приходил моряк, и однажды останавливалась женщина. Да, кажется из Слободского.
— Как же ее фамилия?
— Не помним. Спросите лучше у управдома.
Управляющий домами оказался педантом в полном смысле этого слова. Все документы в его канцелярии хранились в идеальном порядке. На наш вопрос он долго рылся в толстых папках и, наконец, сообщил:
— Мовчан Елизавета Григорьевна. Выбыла в 1942 году.
— Куда же?
— Если бы знать, молодой человек. Фашисты, к сожалению, расписок не давали.
Но мне и этого было достаточно. Я побежал в адресный стол, где выяснилось, что ни одна Елизавета Григорьевна Мовчан никогда в Волногорске не проживала… Как же так? И что было делать?
