Однажды к нам в камеру подселили бывшего чиновника. С него-то всё и началось.
Желая заслужить расположение блатных сокамерников, чиновник сходу выложил на стол два блока «Парламента» - курите! «Смотрящему за хатой» понадобилось два дня плотного общения с «богатеньким Буратино», чтобы тот проспонсировал ещё и пару сумок с едой да крупную партию «запретов». Но если курицу-гриль и шашлыки из ресторана нам доставили уже на следующий день, то с запрещёнными средствами связи всё было гораздо сложнее. Купить пару десятков телефонов было не сложно. Но ведь они должны были ещё и как-то попасть на строго охраняемый спецобъект.
По сравнению с СИЗО «Лефортово», в котором я провёл два с лишним года, этот транзитный централ был для меня, словно портовый город для откомандированного подводника. Суд и девятилетний приговор были позади, и я наконец-то отдыхал душой. Ел жареное мясо, мылся горячей водой и наслаждался тюремной «движухой». Днём ПВР, ночью АУЕ.
Кровеносная система любой «чёрной» тюрьмы – это дорога. Это слово могло бы быть в кавычках, не будь оно действительно дорогой. Даже целой сетью дорог. Там были и свои автобаны с магистралями, и тупиковые ветви. И заторы с пробками, и спецгруза вне очереди. И даже карта дорог, называемая «глобус». «Нет дороги, нет и жизни», «дорога – это святое», «игра, дорога и общак – три основы «чёрного» - меня окружила атмосфера блатной идеологии и я, словно начинающий репортёр, с головой окунулся в когда-то параллельный для меня мир.
Днём я учился плести «коней» (канаты) из своего шерстяного свитера и тёплых носков, ночью же толстые верёвки с носками для груза мы закидывали в верхние, нижние и боковые камеры – «славливались» с соседями. После наладки «дороги» начиналась «движуха». Во все стороны летели записки-малявы, груза обычные и «под ответственность», разгонялись по камерам чай-сигареты-конфетки, и до самого утра два «дорожника» (одним из которых был я) вместе и по очереди стучали по трубам, тягали туда-сюда «коней» и литрами пили крепкий чай, дабы не уснуть на ответственном посту. Я же, заодно, оттачивал английский, переписываясь с голландцем из соседней камеры.
Настал день спецоперации.
Мой сокамерник, рельефный и статный выпускник военной академии, помешанный на спорте и финансовых операциях со статьёй «мошенничество», с самого утра развёл в камере энергичную деятельность.
Для начала мы выкрутили лампу дневного света. В камере их было несколько, в одном из углов стало чуть темнее – и только. Оба конца люминесцентной лампы мы обмотали промасленными тряпками и подожгли. Дождавшись, пока они прогорят, оба конца лампы окунули в ведро с холодной водой. Сухой треск лопнувшего стекла – и металлические контакты отвалились сами. Кусок губки на сплетённой верёвке и тёплая мыльная вода помогли мне отмыть изнутри стеклянную колбу от ртути.
