— Как там мама? — спросила я, преодолев внутреннее сопротивление.
— Переживает за отца, — буркнула Алконост.
— Ладно, спрошу ещё раз: что вам нужно?
— Чтобы ты вернулась на Фандору, — последовал неохотный ответ.
— Переформулирую вопрос: какую жертву вы ждёте от меня на этот раз? — я глянула на пса, который внимательно нас слушал, и по спине прошёл холодок. — Сразу же предупреждаю, больше вы не запихаете меня в Тартар. Ни под каким предлогом.
Оклемавшаяся двойняшка смерила меня злорадным взглядом.
— Трусишь, да?
— Посиди там, и узнаешь.
— Чего-то не хочется, — поскучнела она.
— Ах, да! Теперь вы враги Аиду. Так что он с удовольствием выделит тебе местечко в своём привилегированном аду, и вряд ли это будут царские хоромы, как у меня.
— Нашла чем хвастаться.
— Ближе к делу! — рыкнула я и склонилась над на Егоркой, который захныкал во сне. «Тихо, котёнок! Мама на тебя не сердится», — мысленно сказала я сынишке и, чтобы ему было теплей, подоткнула одеяло. Егорка успокоился и, выпростав ручки, снова спокойно задышал. Вот и славно! Спи, моё сокровище, и ни о чём не беспокойся; так или иначе, но я избавлюсь от твоей тётки.
Когда я выпрямилась, то снова перехватила взгляд Алконост. Она смотрела на моего сына со смесью брезгливости и… вины? Причём у меня сложилось впечатление, что это чувство у неё вызывает не мой Егорка, а кто-то другой. На мгновение перед глазами возникли: голая двойняшка с залитыми кровью бёдрами, новорожденный младенец, ревущий во всё горло, и Чантико, которая держала его на руках; затем всё исчезло.
Я пристально глянула на Алконост. У неё есть ребёнок? Интересно, от кого он? Неужели от Лотико?
Стоило только вспомнить о боге любви и в сердце вновь шевельнулся осколок льда и вслед за тем зазвучала бессмертная Сицилиана. Лотико Фьюстер — моя любовь и моё наказание. Мой рогатый принц с печальными глазами; несбыточная мечта, что до сих пор приносит боль. Конечно, можно по-прежнему обманывать себя, но это ничего не изменит. Любовь к Лотико по-прежнему жива и, думаю, мне не избавиться от неё до самой смерти.
Увидев, что Алконост смотрит на меня, я сморгнула набежавшие слёзы.
— Пошла вон. Я не вернусь.
Вот сказала и с души будто камень свалился. В самом деле, с какой стати я должна беспокоиться о тех, кто вспоминает о моём существовании лишь тогда, когда им что-то нужно? Всё, хватит! Как говаривала моя бабка, отрезанный ломоть обратно к хлебу не приставишь.
Двойняшка по-прежнему не сводила с меня глаз и умиротворение, снизошедшее на меня во время возни с сынишкой, снова сменилось раздражением.
