Семья напрокат, или Младенец по завещанию | страница 86
Чтобы не потеряться в самой себе, чтобы не разорвать связь с реальностью и не погрязнуть в собственных страхах. Ведь от позорной попытки сбежать меня отделял одна-единственная причина — Соколовский.
Если бы не он.
Если бы не его темные, затягивающие в свою бездну глаза, я бы уже давно сбежала либо вообще не ступила на порог этой квартиры с вполне ясной целью, как сегодня.
— Почему ты дрожишь? — задыхаясь, прошептал Мир и заглянул мне в глаза. Он искал страх в моем взгляде, а я видела лишь его страх, и это подкупало до невозможности.
Пальцы, лежавшие на его паху, словно онемели, они чувствовали мужскую твердость и силу, но боялись пошевелиться.
— Согрей меня, — тихо, но уверенно произнесла я и потянулась обратно к его губам.
Сладкие. Его поцелуи были сладкими, а еще они отбирали у меня возможность думать и мыслить. Каждый раз, стоило Соколовскому лишь подойти ко мне, я терялась, увязала в его энергетике, как бабочка в паутине, и не могла сдвинуться с места, да и не хотела особо.
Поняла это не сразу. Но с каждым днем, засыпая в его объятиях, я тянулась к нему все сильнее. Я нуждалась в его тепле на каком-то ином уровне, интуитивном или подсознательном — неважно. Важно было лишь то, что я хотела его. Причем не только физически, но и эмоционально и умственно. Если такой разряд желания вообще бывает. Но я давно сменила свою точку зрения и позицию, и, как бы ни было дальше, главное, чтобы первым, а лучше бы и единственным мужчиной в моей жизни был именно он.
А поэтому нельзя все испортить. Нельзя испугаться. Нельзя позволить собственным страхам овладеть собой полностью.
Я пошевелила пальчиками и провела указательным по мужскому достоинству, ощущая твердость сквозь ткань брюк. Всхлипнула, а Соколовский убрал руки с моего лица и обнял меня, притягивая к себе еще ближе. Впечатывая в себя.
— Куда же… Ты… Так торопишься-то, — шептал он каждое слово, прерывая поцелуй, затем возвращался к моим губам и шептал следующее.
Я и ответить-то ему ничего не могла, только хотела открыть рот, как он завладевал моими губами по новой, позволял лишь сделать короткий глоток воздуха, целуя в эти моменты уголки моих губ, подбородок и шею.
Соколовский с усилием оторвался от меня, облокотился своим лбом о мой и, проведя ладонью по моей спине, прошептал:
— Ты безумно красивая, Ласка. И нежная. Прямо до трясучки в пальцах. Каждый раз трогаю тебя, а меня молниями всего прошибает.
Я опять ничего не сказала. Мне казалось, что даже если и попытаюсь, то не произнесу ни слова. Я всхлипнула и потянулась пальцами к вороту его рубашки, начала расстегивать пуговички, но получалось у меня из рук вон плохо.