Её пальцы в ботинках тут же сжались. Чёрт, она их почти не чувствовала.
— Я ценю вашу заботу…
— Я не допущу, чтобы на моей земле женщина попала в беду, — сказал он. — Забота здесь ни при чём.
Естественно, ни при чём.
— У меня нет никакого желания попадать в беду, я просто хочу добраться до деревни.
Он бросил на неё ледяной взгляд.
— Вы ставите гордость выше безопасности, мисс.
Что ж, с этим не поспоришь. Она стиснула зубы, изо всех сил стараясь сдержать незнакомое ей до сих пор желание огрызнуться.
— Забирайтесь на лошадь, — приказал Монтгомери.
— Я, пожалуй, откажусь. Она огромная.
Герцог похлопал хлыстом по сапогу, но у Аннабель возникло ощущение, что он с удовольствием похлопал бы им по чему-нибудь другому.
— В деревне есть гостиница, где я планирую остановиться, — быстро сказала она, — и…
— И потом пойдут слухи, что я выгоняю своих гостей на мороз? — отрезал Монтгомери. — Исключено. На вас даже нет подходящего пальто.
Она посмотрела на себя вниз.
— Нормальное пальто.
— И совершенно непригодное для восьмимильного похода в таких условиях, — бросил он в ответ. Слова «глупая женщина» остались невысказанными. Конечно, герцог никогда не произнесёт их вслух, да ему и не нужно. Он прекрасно донёс свою мысль одной лишь презрительной интонацией, окрасившей его культурную речь.
Она оглядела его широкоплечую фигуру, он явно превосходил её по весу и силе. Аннабель гадала, что сделает герцог, если она попытается его обойти.
— Ну ладно, — сказал он и сделал нечто неожиданное. Снял шляпу.
— Место неподходящее, — продолжил Монтгомери, — но, похоже, мы пробудем здесь некоторое время.
Он сунул шляпу под мышку и встретился взглядом с Аннабель.
— Мисс, я прошу прощения за то, что повёл себя ранее слишком бесцеремонно. Пожалуйста, окажите мне честь остаться в Клермонте до завтрашнего вечера, когда завершится приём.
На этом уилтширском безветренном холме было очень тихо. Так тихо, что Аннабель слышала звук собственного дыхания и медленный стук сердца, пока пристально смотрела на герцога, который стоял перед ней, держа шляпу под мышкой в официальной манере. Его дыхание, как и её, вырывалось изо рта белым паром.
Ни один мужчина никогда не приносил ей извинений.
Теперь, когда это случилось, она поняла, что не знает как действовать дальше.
Монтгомери нетерпеливо приподнял бровь.
В конце концов, он был герцогом и, вероятно, не имел привычки извиняться. Никогда.
— Зачем? — тихо спросила она. — Зачем вам приглашать такую женщину, как я, к себе домой?
