— Профессия у меня такая…
— По Бесс и Шерил этого не скажешь.
— А я разве про юридическое образование говорю? Я про работу официантом: каждый второй норовит ускользнуть не заплатив. А из чьего жалования это вычтут?
— Если тебе интересен ресторанный бизнес, отчего ты не попросила отца помочь найти тебе что-нибудь в этом сегменте? У Дейров сеть кафе, им наверняка нужны управляющие, которым можно доверять. Набралась бы опыта, открыла бы что-то свое.
Малевин рассмеялась.
— Ты сама себя слышишь мам? Я просто хочу жить не думая ни о чем, а не управлять, или, тем более владеть рестораном.
— Отец на тебя обижен.
— Имеет право.
Мама задумчиво кивнула.
— Да. Двум людям с такими тенями тесно в одном доме…
Дверь в кабинет нотариуса распахнулась. Господин Энтор, их семейный юрист поклонился.
— Дамы, прошу.
Мама поднялась со своего кресла, похожего на трон. Немногочисленная партия монархистов, к которой принадлежал и господин Энтор, считал ее первой наследницей после недавно почившей леди Имоджин.
— Позвольте выразить свое восхищение вашей тенью, леди Малевин, — сказал он, прижимая руки к груди. — За последние три года она не лишилась ни четкости, ни насыщенности цвета.
— Знаете, у кого последнего я видела такую же тень? — грубовато спросила Малевин. — У наркоторговца, который живет на соседней со мной улице. Полное отсутствие талантов, весьма шаткая мораль, зато амбиций — на трех политиков хватит.
Господин Энтор сделал вид, что ему смешно.
Они расселись наконец и приступили к делам после разговора о погоде и новостях об общих знакомых. Господин Энтор представил им своего сына и помощника, Николаса. Он был особенно вежлив и предупредителен в отношении Малевин.
«Хорошая партия» — думала Малевин придираясь к каждому слову из завещания леди Имоджин. «Я теперь хорошая партия, и липнуть ко мне будут многие».
К восьми часам Малевин сдалась и приняла наследство.
Принесли кофе и выпечку, господин Энтор промокнул платком вспотевший лоб.
— Столь яростное нежелание наследника принимать наследство впервые встретилось мне в моей немаленькой практике.
— А я уважаю желание леди Малевин жить своей жизнью, не завися от чужих достижений, — сказал Николас, глядя на Малевин с искренней симпатией.
Мама просияла и принялась расхваливать непутевую дочь. Ее послушать — так Малевин была просто эталоном, совершеннейшим существом на свете. Малевин испытала ни с чем не сравнимое по силе желание высморкаться в скатерть, чтобы не выглядеть таким уж сокровищем.
