— Расскажите мне, который должен был стать ее мужем, как вы нашли ее, — попросил я.
Один из надзирателей ответил.
— Недалеко отсюда, на лужайке, у живой изгороди, мы только что видели молодого хирурга Роба Паттерсона, лежащего на траве, и записали его имя в нашу книгу, а потом подошли к нему, чтобы узнать причину его отсутствия в церкви. Но он, не ответив нам, поднялся с земли и воскликнул: «Я — несчастный человек! Взгляните сюда!..» С этими словами он сделал несколько шагов по тропинке, ведущей к реке, и исчез, а мы, спустившись к воде, нашли мертвую женщину, чье тело лежало в корнях ив…
— И, — добавил другой надзиратель, — в ее одежде запутался нож хирурга.
— Что ж, — сказал первый надзиратель, — возможно, доктор Паттерсон сможет объяснить, — поскольку я вижу его здесь, — каким образом ему удалось добраться сюда раньше нас.
Все посмотрели на хирурга, но скорее с удивлением, чем обвиняя.
Тот с уверенным видом ответил:
— Все видели, что я все утро провел в церкви, и особенно — Энеас Бреттон, сидевший позади меня и, смею поклясться, не сводивший с меня глаз во время всей службы.
— Да, ваше тело находилось передо мной, — ответил я.
Услышав это, он рассмеялся и, растолкав толпу, ушел.
Нетрудно догадаться, какой поднялся переполох; выдвигалась версия, что Энн Лит держали пленницей в одинокой хижине у реки, а затем, в припадке ярости или страха, ее тюремщик убил ее и бросил в реку.
Я в это не верил. Я знал, что ее убил Роб Паттерсон.
Его арестовали и судили.
Но он доказал, несмотря на разнообразные вопросы, что находился в церкви с самого начала службы и до ее конца; его алиби было безупречным. Тем не менее, оба надзирателя также не сомневались, что видели его на лужайке, лежащим на траве, и в его признании; он был хорошо им известен, и они показали его имя, записанное в книге.
Он был оправдан людским судом, но высший суд его осудил.
Вскоре после этого он умер от собственной руки, которую Господь вооружил и обратил против него.
Тайна так и осталась неразгаданной, но я знаю, что это я вызвал душу Роба Паттерсона из его тела, чтобы она призналась в своем преступлении, и моя возлюбленная могла быть погребена достойным образом.
Таков был рассказ Энеаса Бреттона, старого человека, поведанный мне на террасе, когда он сидел напротив портрета Энн Лит.
— Думайте, что хотите, — заключил он. — Вам скажут, что виной всему испытанное мною потрясение, или даже что я всегда был сумасшедшим. Они скажут вам, что я вижу Энн Лит в своих фантазиях, и выдумываю, когда говорю о своем счастье с ней в течение пятидесяти лет.
