Из Рима они вернулись точно к похоронам Стефана Петровича. Вереница людей медленно двигалась мимо открытого гроба, заворачивая налево к матери покойного. Иван брел вместе со всеми. Подойдя к гробу, он взглянул на безмятежное лицо Стефана Петровича, лоб которого прикрывала бумажная лента с молитвой. Иван, как и все в этом зале, знал, что под этой лентой точно посередине лба есть аккуратная дырочка от пули, вынесшей Стефану Петровичу мозг. Подойдя к матери убитого, он, как и все, замедлил шаг, чтобы на ходу поклониться. И вдруг старуха подняла малюсенькую ручку в черной кружевной перчатке. Иван остановился, принял ее руку на свою ладонь, склонился, чтобы прикоснуться губами и вдруг услышал тихий шепот: «Совсем он перестал меня слушать. Даже смотреть на меня не хотел, все отворачивался». Иван поднял глаза и увидел черную беззубую улыбку с каплей слюны в уголке рта. А прямо за спиной старушки со скорбным скопческим лицом стоял, опустив глаза, Николай, любивший простые решения.
8.
Зинаида Константиновна Диюк, будучи главным инженером завода, на котором трудился Иванушка, больше всего походила на старшего офицера большого военного корабля, ракетного крейсера, как минимум. Ее всеведение, граничащая с грубостью прямота и доходящая до жестокости требовательность заставляли окружающих трепетать в буквальном смысле слова. Зинаида Константиновна никогда не повышала голос. Как раз напротив, чем большая ярость ее обуревала, тем тише она говорила и тогда в помещении, где происходил разнос, наступала мертвая тишина. Рассказывают, что однажды от ее шепотом произнесенного «та-а-к» заместитель главного технолога завода, рослая и склонная к полноте женщина, потеряла сознание и рухнула на пол, лишь парой миллиметров промахнувшись виском мимо угла стоявшего рядом стола, который ее непременно убил бы на месте. При этом Зинаида Константиновна только пожала плечами и тихо приказав: «Воды ей дайте», повернулась и вышла из комнаты. А еще рассказывают, что, когда во время совещания с участием представителей министерства обороны, какой-то не на шутку рассвирепевший генерал перешел на крик, сдабривая свое выступление грязной матерщиной, Зинаида Константиновна вплотную подошла к нему и, глядя прямо в глаза, тихо проговорила: «Прекратите истерику, товарищ генерал-полковник. Во-первых, здесь дамы – генерал машинально огляделся, никаких дам не обнаружил и уставился на Зинаиду Константиновну, а та продолжила – И, во-вторых, вытрите, пожалуйста, лицо, а то вы выглядите как-то – она помолчала секунду – несолидно. Вам это не идет». Все замерли, включая и генерала, который как-то механически вытащил из кармана платок и стал медленно вытирать лицо. А Зинаида Константиновна удовлетворенно кивнула, сделала шаг назад и совещание продолжилось. Поэтому нечего удивляться тому, что, когда в тот судьбоносный день Зинаида Константиновна, зашедшая вместе с начальницей центральной заводской лаборатории в одно из помещений лабораторного корпуса, обронила, уходя: «А окна грязные, как в колхозном курятнике», домой после работы никто не ушел и весь, по преимуществу женский коллектив трехэтажного здания ЦЗЛ в своих белых халатах взобрался на подоконники и табуретки с тряпками в руках. Со стороны здание стало походить на гигантский птичник, а, вернее, на голубятню, полную белых голубок, машущих крыльями. Но заводское мужичье, радостно изумившееся этому зрелищу, раз и навсегда окрестило лабораторный корпус курятником, а его начальницу завкуром. Зинаиде Константиновне вообще-то нечего было делать в лабораториях, но волею судьбы она после совещания разговорилась с начальницей ЦЗЛ и, захотев немного размяться, продолжила разговор на ходу, вплоть до произнесения роковой сентенции про курятник. Та же самая судьба заглушила мотор грузовика, везшего на завод ящики с лабораторным стеклом, из-за чего бригада такелажников вынуждена была не разбрестись, как обычно, кто куда, а остаться на заводе в ожидании груза. Грузовик прибыл почти одновременно с началом импровизированного субботника, и такелажники начали таскать ящики на склад лабораторного корпуса, проходя туда и обратно вдоль всего его фасада. Таким образом сложилась редкая по своей гармонии и многозначительности мизансцена – наверху махали руками-крылышками голубки-лаборантки, а внизу вышагивали суровые и хмурые мужики-добытчики. Судьба была в восторге от своей работы и ей оставалось сделать только последний штрих. Раздалось отчаянное «Ай!», из окна выпорхнула голубка и полетела с высокого второго этажа вниз. Проходивший в этот момент под окном Иванушка за неизмеримую долю секунды успел сделать целых три дела: он поднял голову, отшвырнул в сторону ящик с драгоценным стеклом и поймал на руки худенькую рыжую девушку в белом халате. Как ни хрупка была голубка, но на ногах Иванушка все же не устоял и грузно плюхнулся на попу, прижимая голубку к своей груди, чтобы она не запачкала об асфальт свое белоснежное оперение и не ушиблась как-нибудь. Все вокруг замерли от неожиданности, а один из Иванушкиных коллег громко произнес: «Готово, мадонн с младенцей». И никто не понял, что это был голос самой судьбы.
