?» Оратор удивленно на него посмотрел: «А при чем здесь счет? Это же дилетантский, даже какой-то, извините, местечковый подход. Вы, молодой человек, забываете о стратегии, о принципах глубокого исторического планирования. В этих вопросах какие-то два-три миллиона погоды не делают. Тут планетарный масштаб, счастье всего, поймите, всего человечества!» «Так мы можем же повторить! – раздался чей-то молодой голос, и все повернулись к нему – Я даже песню про это сочинил, жаль гитары нет, а то бы я вам спел». «Что повторить?! – взвился Иван – Гекатомбы новые? Да мы еще убитых в той войне не всех посчитали и не похоронили по-человечески!» «Вот такие доброхоты, абстрактные, мать их, гуманисты и предали наше великое дело! – провозгласил оратор и вдруг, как бы одумавшись, по-отечески на Ивана посмотрел и погрозил пальцем – Понимаю, понимаю, перчика решили добавить, обострить, так сказать, дискуссию. Это неплохо, это умно, это освежает, заставляет подточить аргументацию, фактуры добавить. Спасибо, голубчик, умница вы наш. Правильно, доверяй, но проверяй! Учту вашу критику, поработаю над узкими, так сказать, местами, не сомневайтесь». Иван растерялся: «Вы что, вы подумали, что я это… – он никак не мог подобрать нужного слова – Что я из этих, как их?..» «Понимаю, все понимаю – серьезно отозвался оратор – и критику вашу учту, так и доложите». «Чего?» обалдел Иван и… оказался в следующем городе. Четвертый город был золотым. «Здесь обитают в ожидании своего часа властители людей, отрекшиеся от своей души ради восторга перед могуществом Матери Сырой Земли. Им надлежит вести народы на войну друг с другом, вершить неправедный суд и преследовать непокорных за проповедь слова Божьего – сказал голос – Вглядись и ты многих узнаешь в лицо, но имен их не произноси, ибо время обличения еще не настало». Иван осторожно огляделся по сторонам. Народу на площади, где он стоял, было немного. Никто не толпился и громко не говорил. Одеты обитатели четвертого города были кто в деловые костюмы, кто в полувоенную или военную форму без знаков различия, а многие были в рясах, что очень Ивана удивило. И все были чем-то заняты. Одни читали, сидя в разнообразных креслах, вынесенных, видимо, из домов, другие прохаживались и, приостановившись, что-то записывали в блокноты. Те, что были в рясах, либо стояли совершенно неподвижно, закрыв глаза и перебирая четки, либо тихо переговаривались. Лица многих и в самом деле были Ивану знакомы, что немало его расстроило. Да уж, эти наворотят, подумал Иван, такого наворотят… Он оглядывался, надеясь найти собеседника, хотя общение с насельниками третьего города оставило довольно мерзкий осадок. К площади, на которой стоял Иван, примыкал небольшой бульвар, уставленный чем-то вроде деревьев, искусно отлитых из золота и похожих на декорацию к опере «Руслан и Людмила». Между деревьев виднелась ажурная беседка. Ну вот, усмехнулся про себя Иван, теперь не хватает только Людмилы и Черномора с его шайкой. Но в беседке вместо Людмилы он разглядел какого-то старичка, одиноко сидевшего, опершись на трость. Старичок ничем вроде бы занят не был, и Иван решился подойти: «Здравствуйте. Позволите присесть?» Старик на него взглянул и спросил неприязненно: «Из н-новых что ли? – Иван неопределенно кивнул – Одеваются черт-те как» – проворчал старик. Сам он был в белоснежном летнем костюме и при галстуке, тоже белом с крупным красным камнем в заколке. «А вы, э-э, отдыхаете?» – начал Иван. Старик поморщился, блеснув стеклышками пенсне и погладил свои аккуратно подстриженные седые усы: «Да нет, как видишь, р-работаю. Вызвали зачем-то». «Вот как?» – изобразил вежливое недоумение Иван. «Да вот так – проворчал старик – Всех собирают, даже тех, к-кого сожгли. Переплетчик командует, не п-поспоришь». «А-а, тогда понятно – сказал ничего не понявший Иван – Раз так, то дело важное». «Еще бы, к-конечно важное, да что-то тянут долго, не п-просрать бы нужный момент…» «Думаете?» Старик слабо отмахнулся: «Я практик, и я за п-практику». «А что вы предлагаете конкретно?» «Т-террор, что ж еще! Людям это понравится, я-то знаю». Вот упырь, подумал Иван, сидит в золотой беседке и рассуждает, сволочь. Но вслух сказал: «Так ведь было уже такое. Сколько народу положили за просто так, а потом что? Лопнул пузырь-то, да еще как лопнул». Старик насупился: «Миндальничали много, жалели, вот до корня и не добрались, не успели… – он сокрушенно покачал головой – Да и перегнули кое-где со своими. Только время п-потеряли, завозились, з-зад-дискутировались. Думали, что умней самой Матушки, мыслители херовы. Вот и сидим теперь в своей к-картошке, да червей п-пасем». «А с кого бы вы начали?» Старик усмехнулся и погладил усы: «Я бы начал со всех этих донкихотиков, змеенышей н-недорезанных. Знаю, что н-не по теории, знаю. Но ведь на виду они, бесстрашие с-свое показывают. Вот их бы первых и того, к Матушке. А п-потом можно и пошире взяться. А свои кадры у нас есть, только и ж-ждут команды. Так всех бы по-тихому и подменить бы». «По-тихому?» «Да как получится, это не важно – отмахнулся старик и, помолчав, спросил – А ты сам давно оттуда?» он постучал тростью о пол беседки. Иван вспомнил, что здесь все перевернуто и бодро кивнул: «Недавно, вот только что». «Ну и как там, много понастроили?» «Чего именно?» «Да церквей же, чего еще. Много?» «Много, по-моему – удивленно протянул Иван – А что?» «Вот! – возбудился старик – Я об этом им и говорил. От п-попов всего можно ждать. Они уж раз нам свинью подложили. Не все, конечно, но нашлись поганцы. Попрятались по пещеркам, да п-по деревенькам и давай воду мутить, работу п-портить. А я говорил, что уж если атеизм, так до донышка, да сверху извёсточкой посыпать». «Да ладно – легкомысленно отозвался Иван – там ваших хватает…» и осекся. «Каких это
