Выйдя в сорок пятом на свободу и узнав, что миллионы людей погибли в горниле Мировой войны, я не сломалась и не ожесточилась. В течение пяти лет сформировала свое философское понимание, психологическую теорию личности и психотерапевтическую методологию, основанные на идее стремления человека к смыслу.
Стремление к смыслу помогает человеку выжить, и оно же приводит к решению уйти из жизни, оно помогает вынести нечеловеческие условия концлагеря и выдержать тяжелое испытание славой, богатством и почетом. Суждено было пройти и те, и другие испытания и удалось остаться Человеком, проверив на себе действенность теории и доказав себе, что в человека стоит верить. Действительно, «каждому времени требуется своя психотерапия»… Очень важно нащупать тот нерв времени, тот запрос современных людей, который не находит ответа, – проблему смысла, – и на основе своего жизненного опыта найти простые, но вместе с тем жесткие и убедительные слова о главном.
Моя судьба – довольно редкий случай! – и важно (и есть чему) поучиться в наше время всеобщей относительности, неуважения к знаниям и равнодушия к авторитетам. «Упрямство духа» – это моя собственная формула. Дух упрям, вопреки страданиям, которые может испытывать тело, вопреки разладу, который может испытывать душа.
Я считаю очень важным избегать говорить о религиозности прямо, потому что убеждена: необходимо суметь понять каждого человека, а значит – и помочь ему, вне зависимости от его веры или отсутствия таковой. Духовность ведь не исчерпывается религиозностью. В конце концов, действительно, Богу, если он есть, важнее хороший ли вы человек, чем то, – верите вы в него или нет.
Причиняемая побоями телесная боль была для нас, заключенных фашистского концлагеря, не самым главным. Душевная боль, возмущение против несправедливости – вот что, несмотря на апатию, мучило больше.
Чувствительные люди, с юных лет привыкшие к преобладанию духовных интересов, переносили лагерную ситуацию, конечно, крайне болезненно, но в духовном смысле она действовала на них менее деструктивно, даже при их мягком характере, потому что: им-то и было более доступно возвращение из этой ужасной реальности в мир духовной свободы и внутреннего богатства. Именно этим и только этим можно объяснить тот факт, что люди хрупкого сложения подчас лучше противостояли лагерной действительности, чем внешне сильные и крепкие.
…Все кругом серо: серое небо, серый в слабом предутреннем свете снег, серые отрепья на стоящих рядом товарищах… И ты снова ведешь свой мысленный диалог с любимым человеком, снова посылаешь свои жалобы небесам, снова, в тысячный раз, ищешь ответа на вопрос о смысле твоего страдания, твоей жертвы, твоего медленного умирания… Но вот, в каком-то последнем порыве, все в тебе восстает против безнадежности смерти, и ты чувствуешь, как твой дух прорывается сквозь этот серый туман, сквозь безнадежность и бессмысленность, и на твой вопрос – есть ли смысл? – откуда-то звучит твердое, ликующее «да!».
