— Уж, видно, знаю, коли заставили, — сказал я с достоинством.
Из всех своих мне более других была ненавистна невестка. Я видел, что она добрее ко мне не стала.
— Может, поешь, — сказала мать.
— Сытый, — ответил я. — И тороплюсь, скоро вторая смена.
— Как ему не быть сытым: двойные деньги идут, за сторожа и за учителя, — сказала невестка.
— Конечно, — спокойно ответил я.
Я слышал, как шумно невестка вскочила с кровати, как с треском зачесала перед зеркалом волосы.
У меня не проходило праздничное настроение. Бывает же такой прилив счастья, что кажется, ничто не способно умалить его. Я чувствовал в себе какую-то упругость. На голову ниже отца и брата, я, казалось, был выше их.
В школу я вернулся, когда собирались старшеклассники. Я не ел и есть не хотел. Блаженно улыбаясь, я ходил по классу, переставляя счеты и развешивая таблицы. Намочил тряпку и приготовил кусок мела. Дверь в класс то и дело открывалась, и я слышал восклицания, которые меня настораживали.
— Санька и есть!
— Вот это учитель!
Шли последние минуты, и меня охватило сомнение, сумею ли я справиться со старшими. Иные ростом с меня, а силой, может, и покрепче. Я боялся выйти в коридор, а выйти надо было: что-то там зазвенело. Я думал, свалили бак с водой, и вышел. Пыль стояла столбом. Двое боролись и не могли побороть друг друга.
Десяток мальчишек играли в чехарду. Я басовито крикнул:
— Ти-хо!
Ребята не унимались.
Как делал в таком случае Семен Семенович, я зажал уши и знаком этим хотел навести порядок. Я ведь и сторож ещё, я мог схватить из угла палку и навозить зачиннщиков. Но тут же устыдился такой мысли.
— Ти-хо! — крикнул я вновь и услышал:
— Кучу малу!
Это крикнул наш соседский парнишка Андрюшка. Я хотел было воспрепятствовать Андрюшкиной затее и шагнул к нему:
— Саньку в кучу малу! Саньку! — крикнул он, вцепился в мой пиджак.
— Вали его! Вали!
Меня окружили, а я как мог спокойно и внушительно сказал:
— Звонок подай, Андрей. В класс, ребята.
— Нет! Сначала помять, чтоб мягкий был, — настаивал Андрюшка.
Я тогда же подумал, что это были не его слова, не мог их сказать глупый парнишка. Кто-то его научил. Да уж не невестушка ли наша! Я раздвинул круг, бросился к дверям и тут услышал, как затрещал пиджак. Рукав сполз с плеча и повис. Кто-то пнул мне под колени. Я сумел упасть на живот и приложить руки к лицу. Я был крепче многих и не боялся боли физической. Я думал о пиджаке, об оторванном рукаве и орал:
— Вот падлы! В самую грязь свалили!
