«Каким был Антон», - размышляла она вслух. «Это не так уж и сложно. Он всегда был веселым, когда мне нужно было развлечься, и он хорошо относился ко мне. Он любил много пить, но никогда не был сильно пьяным. Когда я заканчивала работу в клубе, мы выходили гулять несколько раз в неделю. Мы посещали почти все палатки, которые открыты всю ночь ».
«Антон любил то, что он называл горячим джазом. Он мог слушать это часами, и это многому меня научило. Я помню, как он слушал старые записи и указывал мне на мелочи. Важность того, как Бенни Гудман играл или что пел Луи Армстронг. Он многому меня научил. Он даже достаточно научил меня французскому, чтобы помочь мне здесь, в Касабланке. Он любил людей и веселье. Я хочу, чтобы он вернулся ».
Я записал в уме то, что она мне сказала. Это была важная информация. Он был общительным человеком, фанатом джаза и алкоголиком, со всеми привычками, которые нужно было отстаивать.
Я спросил. - "Кто еще может знать о нем?" «У него, должно быть, были другие друзья».
Афина откинулась на спинку стула, сильно прижимая соски к шелковой ткани, образуя двойные точки, которые, несомненно, могли беспрепятственно проходить своим курсом. Она явно не замечала пронзительного покалывания в груди.
Я заставил себя вернуться к теме, которую мы обсуждали, - к Карминиану, исчезнувшему информатору.
«Смотри, дорогая, - успокаивающе сказал я. «Может, у него проблемы. Может, ему нужна помощь, и поэтому он исчез. Если я смогу его выследить, я дам вам знать.
Это был не изящный ход, но он попал в цель. Она действительно сочувствовала этому парню, и на ее лице отражалась нескрываемая тревога.
«Я знаю», - сказала она. «Я все время думаю об этом. Хорошо, пойдите к Йосифу бен Кашану, торговцу тканями из арабского квартала. Антон часто о нем говорил. И бармену в Chez Caliph на бульваре Зерктуни.
«Спасибо, Афина, - сказал я, - или мне называть тебя Эгги?» Она подумала об этом на мгновение, а затем улыбнулась. Это был первый раз, когда она улыбнулась с тех пор, как я ее встретил, и в этом была большая грусть.
«Ты называешь меня Эгги», - сказала она. «Потому что ты американец, и меня так давно не называли Эгги».
Я встал и с жадностью осмотрел ее твердое маленькое тело, задерживая взгляд на острых вздернутых концах ее грудей.
«Я думала, художники иначе смотрят на женщину», - тихо сказала она.
"Что значит " иначе "?" - с усмешкой спросил я. Я чертовски хорошо знал, что она имела в виду.
