Федор, музыкант
Всех начали сажать — за то, что у тебя значок на груди или красные лампасы на белых штанах. Протесты сдулись, а репрессии не прекратились. Январь-февраль — всех сажали, на улице хватали. Организовались фонды, которые платили штрафы. А теперь люди, за которых заплатили фонды, будут платить второй раз — потому что не прочувствовали, должны заплатить из своего кармана, хотя деньги уже получены. Ходить на марши сейчас — это кормить ОМОН. Ты выходишь, вами набивают автозаки, по три-четыре человека в стакан, рассчитанный на одного. Судья без суда и следствия дает тебе двести базовых [величин = 5800 белорусских рублей] или месяц отсидки, и ты идешь искать две тысячи долларов. Второй раз попался — уголовка. Режим выбивает людей, последовательно их находит. Сейчас будет закон об экстремизме — вообще ни вякнуть, ни пикнуть. Все разъезжаются, у айтишников появилось ужасное словечко «релоцировался».
Гриша, музыкант
Я мало ходил на марши. У меня дети маленькие, мама лежачая, люди, которым я нужен ежедневно. Когда стали забирать всех знакомых, а тебя не забрали, было чувство вины. Думаешь: может, ты просто оправдываешь свою трусость? Иногда думаешь: может, просто прийти в РОВД, чтобы избежать всего этого процесса? Правда потом понимаешь, что это чушь собачья.
Я понял, что они не отступают и будут душить. И встает вопрос: отступишь ли ты. Я понимаю, что готов сидеть. Только беспокоит вопрос, выдержу пытки или нет. Я помню своего дедушку — он ненавидел советскую власть и у него всегда работало радио, с которым он ругался. Мне бы не хотелось стать дедушкой, который ругается с радио.
Татьяна, оператор
Я считаю, что произошла катастрофа: в мирное время внутри довольно монолитного, закрытого общества вызрела какая-то надстройка, которая считает себя вправе молотить людей. ГУБОПиК, спортивные ребята с дубинками, носились везде, всех били и просто упивались этой властью. Гопота в законе. Это зло страшнее, чем сам Лукашенко. Он все равно отвалится рано или поздно, а система останется.
Мы себя чувствуем, как человек, который увидел дома черную, страшную змею, которая поугрожала тебе и залезла под кровать. Ты выскочил на порог и сидишь, думаешь: что же делать? Можно кровать отодвинуть, как-то повоевать с ней, но боязно. Можно уйти из дома, но жалко. Но жить дальше, как будто этой змеи у тебя в доме нет, и заниматься своими делами, не получается. Страх, брезгливость, возмущение — длительное переживание одних и тех же эмоций. Ничего не происходит, ты сидишь на пороге и думаешь: что ж делать? что ж делать?
