* * *
Сержант еще сипел. Он корчился жирным червем у ног капитана, держась за нос, из которого будто из родника хлестала кровь. Нижняя губа была не краше, она словно побывала в мясорубке.
— Как допустил, скотина? — пуще наливаясь лютостью, повторил Луис.
— Помилуй… те… Не могу знать, сеньор де Аргуэлло, — сквозь кашель затравленно хрюкнул коррехидор, еще жутко напуганный, чтобы пошевелиться. — Люди подтвердят… там никого не было, на таких уж мы напоролись… Я хотел…
Сержант заткнулся, свернувшись клубком под умызганным кровавой слякотью сапогом капитана.
— «Не могу знать», — зашипел сквозь стиснутые зубы Луис, но в ответ услыхал едва слышное: «Убей».
— Ладно, вставай, падаль, — фыркнул он. — Не то станешь приманкой грифов.
Винсенте напрягся последовать совету, но боль рассыпала свою шрапнель по ребрам. С полным ртом крови он на карачках отполз в сторону.
Чиркнула из ножен сабля. Сын губернатора круто повернулся к толпе и распорол ее взглядом всю разом, заряжая каждого недугом слепоглухонемоты.
Его безумный взор заставил закоченеть кровь в жилах краснокожих, у Симона Бернардино нервно дернулся обрубок уха и запульсировали виски, а по спинам монахов разлетелась льдистая сыпь.
— Клянусь своим родом, я окорочу эту тварь! — сжатая в кулак капитанская крага пропахала воздух. — Жди, и я устрою тебе фиесту, мальдито!
Последние слова прозвучали веще — приглушенно и особенно зло. Холодная, беспощадная маска, столь свойственная сыновьям губернатора, заняла свое место. Тем не менее голос дрогнул, когда он, отыскав настоятеля взглядом, распорядился:
— Похороните… и чтоб в лучшем виде… достойно!
Затем, пряча слезы, призывно махнул клинком, повернулся и твердым шагом мстителя направился к коню.
— Остановись, Луис! Остановись! Довольно жертв! Ради всего святого, остановись, безумец! — возопил Игнасио, но захлебнулся в лающем кашле. Никто даже не взглянул на него. Драгуны загикали и заорали. Хвостатые каски сверкали уже над седлами.
Игнасио понял, что теперь ситуация напрочь вышла из-под контроля, и до утренней мессы прольется немало крови. Боевой клич трубы медным эхом прокатился по глинобитным стенам.
Отец Игнасио при поддержке братьев Оливы и Фарфана продолжал громко взывать к разуму, но ротмистр Бернардино уже нетерпеливо кричал Винсенто Аракае:
— Открывай ворота!
«О, Святая Дева! — осеняя крестом солдат, подумал настоятель. — Заставить их прислушаться всё равно, что набросить реату на луну!»
