Чтобы не спугнуть удачу, как в прошлый раз, он осторожно отошел от зеркала и, стараясь не шуметь, покинул каюту. После случая с Таракановым сердце Петра Карловича треснуло пополам, — он был уверен, что с его любовью покончено навсегда… Но когда на следующий день они столкнулись у камбуза и Линда сочувственно улыбнулась ему, в душе его вновь заколосились робкие ростки надежды. Еще со студенчества он страдал от того, как на него реагировали барышни. Судя по их интересу ему, увы, предстояло навсегда остаться девственником.
И поэтому, поднимаясь на палубу, фельдшер ломал пальцы, гадая: склеится ли дальше их роман, и если нет — то не выйдет ли Линда за него «замуж», хотя бы на одну-единственную ночь. Тщетно пытаясь сдержать приливную волну своих чувств, он поднялся на палубу, и обмер.
Освещенная золотом солнца, она стояла спиной к нему в голубом платье и держалась руками за фальшборт86 всего в каких-нибудь пятнадцати саженях. Вокруг шла утренняя «убирка», скоблилась и натиралась медь, летели покрики боцманов: «Не ленись, братцы! Чище валяй!.. Не жалей суконок…» Однако Кукушкин ничего не замечал кроме нее: «Господи, как хороша! Просто конец света!»
— Честь имею кланяться, — Кукушкин обидно лишнего прогнул спину. — Осмелюсь думать, не долго ждете? Я как будто не опоздал?
— Вы такой странный сегодня без него, — Линда озадаченно сверкнула глазами, изобразив рукой парик. — Даже не узнать. А вы его носите…
— Носил-с, — аккуратно поправил Кукушкин и вежливо добавил: — Но только не для того, чтобы скрыть, с вашего позволения, свои рога… Я, знаете ли, не женат.
— Правда? — иностранка вспыхнула и опустила глаза. — Простите…
— Нет, это вы меня простите, — ответно встрепенулся Петр Карлович. — Я вот без подарка… Но тут… — он обреченно махнул рукой, — ни лавки, ни бакалеи.
Фельдшер глядел на нее расстроенными глазами, и Линда, несмотря на голубое платье госпожи, почувствовала себя неуверенной и непривлекательной. «Он интересуется мной только потому, что здесь нет больше других женщин». И тут же припомнила слова леди: «Люди видят в тебе то, что ты сама в себе видишь».
— Еще раз простите меня, голубушка, что я при пустых руках… — напомнил о себе Петр Карлович, глядя на кончики своих туфель.
— Госпожа говорила: «Подарки делают либо женам, либо… — она залилась краской ярче, — любовницам», но я… Впрочем, я очень чувствую вашу заботу…
— О, что вы, что вы, матушка, Бог с вами… — всплеснул руками напуганный лекарь, а сам подумал: «Умело хвостом крутит! А я-то, дятел! Ну конечно, ей всё про всё… Хоть пустяк, а надо б было в ручку сунуть… Даром-то у них кто согласная? Я, право, ей с радостью готов был бы сослужить гостинец рублей на пять, даже семь. Так ведь в кармане и пряника нет… одни слезы». — Вы уж пардоньте, голубушка, что я нынче вас атакую вопросами. Вы, может, не расположены иль хрупко чувствуете себя сегодня… Здоровьем не припадаете? Я как-никак врач.
