— И ничего не слыхал?
— Нет, только вроде как будто ворот кабестана82 кто-то крутнул… цепь звенела… а так…
Немец пожал плечами и, укрываясь крестом, закончил:
— И тут меня така жуть взяла, будто я самого черта зрел… Верите, — он крепче сжал кулаки. — Будто я силы утратил телесные, будто вся кровушка вон…
— Да может, сей черт и был Тимофей? — неуверенно ковырнул вопросом приятель. — А тебе по потемкам да с устали и пригрезилось… Знаешь, бывает так…
Шульц категорично покачал головой и глухо отрезал:
— Чужак это был… не наш.
Все трое замкнулись, а предвечерний свет, струившийся в каюту, был какой-то странный — красноватый и мутный, точно солнце застряло на пороге горизонта.
— Надо бы капитану о сем доложить, — священник беспокойно глянул на Палыча.
Но тот, встрепенувшись, отрицательно мотнул головой.
— Только не сегодня, голуби. Именины нынче у Андрея Сергеича.
Преображенский, плотно отобедав, вышел из кают-компании, когда ром матросам был роздан. Раздатчики теперь суетились с большущими ведрами дымящихся щей и рубленой солонины в сетках. Это мясное крошево ссыпалось в ведра, купно приправлялось разведенным уксусом, а уж затем персонилось по тарелкам.
Андрей неторопливо усладил трубку табаком, поглядывая на матросов, которые небольшими спаянными артелями, человек по десять, умостились у бака. Слышно было, как рьяно стучали ложки, как сочно чавкали рты в том сосредоточенном благоговейном молчании, с каким обыкновенно простолюдин садится за пищу. Люди ели истово, обветренные лица блестели от пота, но при этом не было голощапной торопливости и жадности.
Глядя на аппетит команды, капитан радовался, как пастух здоровому стаду. Слава Господу, болезнь, гулявшая средь людей, отступила, и все дышали свободней, хотя усталость пути на матросе сказывалась с каждым днем всё острее. Лица осунулись, у многих под глазами появились тени. Но помимо усталости на них проклюнулась и какая-то скрытая тревога, чувство ожидания, точно они к чему-то прислушивались и брали ухом то, чего не мог услышать он сам. Наблюдения эти неприятно царапнули душу. Внутренний дух команды отнюдь не действовал на Андрея ободряюще. И снова, как не раз и не два за это время, беспокойство сомкнулось над капитаном и сдавило грудь, что застарелая неизлечимая хворь. Все надежды он теперь строил на скорую встречу с землей. Только она одна могла вдохнуть силы и согреть сердце моряка, разучившегося надеяться и верить.
