— Доброе утро, — я решился пойти на контакт.
Она мгновенно осмотрела меня с ног до головы и не ответила. Щупальце под подбородком вздрогнуло, брызнув каплями слизи, и замерло. «Если бы это видел её парень, ему бы стало плохо», — спокойно подумал я.
— Извините, выслушайте меня, пожалуйста, — заторопился я. — Я желаю вам только добра.
Её чёрный глаз ещё раз изучил меня. Неожиданно она улыбнулась, но сердце моё печально сжалось от жалости к этой красотке. Я спасу её!
— Ну? — сказала она.
— Я вижу то, чего не видите вы, — сказал я, боковым зрением отмечая приближение её дружка в серебристом джипе. — К вам присосались пять щупальцев, и вам нужно скорее от них избавиться, но помочь вам могу только я…
И тут она расхохоталась. Щупальца заходили ходуном, им это понравилось.
— Щупальца? — переспросила она сквозь смех. — Это что-то новое. И мне нужно, конечно, дать вам немного денег.
— Нет, мне не нужны…
Но нежданно-негаданно в разговор вмешался бритоголовый, причём весьма своеобразно. Он выпорхнул из джипа, проревел: «Люсьен, к тебе пристают?» — и врезал мне по челюсти. Я упал, хотя ничего и не повредил. Люсьен перестала смеяться.
— Паша, ну за что ты его?
Он без лишних слов потащил её в машину.
— Эй! — крикнула она мне на прощание. — Это была интересная выдумка. Но мне ваши щупальца совсем не мешают.
Я лежал и смотрел, как машина выруливает на проезжую часть, щупальца, хоть и прищеплённые дверцей автомобиля, следовали за своей жертвой. Тогда я встал, сглотнул во рту кровь и пошёл в другую сторону.
* * *
Щупальца простирались по всему городу на несколько километров — мне понадобилось около двух часов, чтобы, следуя вдоль этих слизистых гноящихся шнурков, обнаружить логово Граболы. Что интересно — они при всей сложности маршрута никогда не пересекались; видимо, при образовании петель с щупальцами что-то происходило. Чем ближе к логову Граболы я был — тем менее заметно становилось поступательное движение щупалец.
Наконец, я приблизился к местному Университету. Червоподобные отростки, змеясь, направлялись к недостроенному ещё зданию, да и будет ли оно когда-нибудь достроено — никто не мог сказать. Этот корпус Университета, седьмой по счету, начинали строить ещё до того, как я учился здесь.
Я ступил внутрь серых и сырых стен. Здесь была грязь, запустение, тихо гудел ветер, и от всего этого исходило щемящее чувство безысходности. Слабо пахло нечистотами. Щупальца огибали гору битого кирпича и исчезали за дверью в подвальное помещение. Подняв камень потяжелее, я сбил с петель навесной замок, глубоко вдохнул и начал спускаться вниз. Глаза постепенно привыкали к темноте.
