Где–то через неделю я начал злиться. И хрен даже знаю от чего сильнее: что она снова — ОПЯТЬ! — решила за нас в одно лицо, или что снова мне соврала.
Когда женщина хочет развод — она прибежит на край света, если нужно — в течение суток, лишь бы получить от благоверного соответствующее заявление. Мало ли у меня разведенных приятелей?
А мой Очкарик просто сбежала, оставив «нас» в подвешенном и наверняка удобном ей состоянии. Потому что не хотела развод. Потому что — я верю — искренне думает, что любит меня.
Только не сражается совсем. Как будто нести тяжко, а выбросить жалко.
И каким бы злым я ни был, я дал ей время. Мысленно решил, что это будет не день и не неделя. И даже не один месяц, а столько, сколько ей потребуется, чтобы прийти в себя, набрать мой номер и не нести чушь о разводе, а сказать что–то вроде: «Я соскучилась».
На хрен бы всех послал и приехал.
Потому что это означало бы, что она готова идти вперед — со мной, вместе, а не рядом через прозрачную стенку параллельной вселенной, где мы пересекаемся только в горизонтальной плоскости.
Такой был план. Может, кривой и не романтичный, без белого коня в комплекте и ленточки королевы турнира на копье, но я никогда не корчил рыцаря печального образа.
Так что сейчас, когда официант, наконец, сваливает, и я вижу, как Йени неуверенной походкой направляется к столу, меня начинает бомбить. Тихо и без истерик, но по злому.
Хоть кольцо не сняла — и то спасибо.
Что за клоун вместе с ней? Третий раз оборачивается, еще бы пальцем показал.
— Ты точно не можешь задержаться на выходные? — спрашивает коллега, и я снова переключаю на нее внимание.
Ее зовут Анжела, ей тридцать четыре, она давно в разводе и с таким рабочим графиком, что, готов поспорить, секс ловит только от случая к случаю. Возможно, у нее даже есть кто–то постоянный — не интересовался, мне эта информация ни к чему.
Анжела со мной флиртует: открыто, без ужимок, в лоб. А мне как–то… вообще никак.
— Точно не могу, Анжел, сорян, — нарочно корчу слегка лихой и придурковатый вид.
— Нуууу… — выжидает Анжела, пока перед нами ставят заказ и официант наполнит ее бокал. Сразу тянется к нему, выразительно салютует мне навстречу. — Тогда хотя бы за сегодняшний вечер. Сто лет не проводила его в компании интересного мужчины.
Это уже откровенная лесть, попытка словить на дурака, словно я какой–то павлин. По работе я точно не сделал ничего «интересного» в том самом смысле слова, а сейчас так вообще откровенно прикидываюсь дурачком, который не поймет, что его клеят, даже если об этом скажут по всем центральным каналам.
