Nota bene!
И стрекоза с атласной головой, и бархатница волоокая… Какие ливни выпали на землю и распылили в миллионах капель прообразы нарядных насекомых и растений, фантазии ещё не воплощённого в материю сознания, и повторения, запрятанные в хромосомах? С ума сойти!
В белую ночь опасные места приоткрывают неизвестное… И кто-то смотрит на меня… Но я уже прошёл овраг, стряхнул спиной озноб и на ходу налаживаю спиннинг.
Один в молчании лесов, но кто-то смотрит…
Солнце за тучами, и от воды исходит холодок. И мне тревожно.
Но слух уже поймал знакомые отрывистые звуки.
Теперь я не один. Да, это «Ветерок», а это значит, — свой.
У местных жителей стоят на лодках «Ветерки». Своих здесь узнают издалека.
Я не один, но появилась ревность.
Теперь я тороплюсь, прислушиваясь, проловить струю за камнем, опередить того, кто здесь появится, забыв, что я избавился от страха.
Я радуюсь, его мотор заглох, и у меня есть время.
Ловлю себя на том, что я неблагодарный, но для чего я шёл через овраг?
Когда-нибудь всё будет учтено, и тот чудесный ливень не последний.
Чудесный ливень… «Фи! Ходячая банальность».
А я их не боюсь.
Я сам из ливней, из грибных дождей в лесах над Сожем, над Березиной.
*
(Признания во время ловли)
Шумит порог… и на моей ладони сверкает мокрая блесна.
Один крючок — разогнутый, другой отломан.
Бывает, задаёшь вопрос, заранее не зная своего вопроса.
— Марухин, ты приехал бы сюда, если бы сёмга или хариус, схватив блесну, спокойно подплывали к рыболову?
— Ни в жизнь!
Два дня ты ехал в поезде, плыл на моторной лодке, нёс рюкзак и тяжёлые сумки, лицом ты тёрся о берёзу, размазывая комаров, увяз в ручье, и я вытаскивал тебя, а ты вытаскивал сапог с водой, «отдай!» — кричал болоту, — чтобы удилище твоё согнулось до предела.
Так вот в чём тайна этой увлечённости.
В сопротивлении живого существа, сгибающего тонкое удилище.
И выжидательная поза рыболова на античной вазе похожа на твою, вас породнил восторг в момент сопротивления.
Ну, ничего! Сегодня мы такие, но, умирая, мы не исчезаем и вернёмся…
— Марухин, ты ещё исправишься, сказал Олег.
— И лоси будут подходить к тебе и тыкать мордами в карманы, выпрашивая хлеб.
И заяц подбежит:
— Марухин, дай морковку или кочерыжку.
На плёсе хлобыстнула сёмга… Пока мы здесь, восторг не отменяется!
Удар в блесну. Сидит! Удилище согнулось.
Андрей и Пётр были рыболовами.
Я что-то знаю, но боюсь сказать.
*
Бывают дни, когда мы остаёмся дома.
— Проспали! — говорит Олег.
— Который час?
