Утром пришли в Архангельск.
Чистые доски деревянного причала. Чёткие — тень и свет, как на гравюрах Рокуэлла Кента в романе «Моби Дик».
В устье Двины — аэродром для самолётов местного значения.
Переплыли на остров. Взлетели…
Возможно, я гипнотизирую людей в своих опасных увлечениях.
Когда набрали высоту, пилот, фамилию не называю, уступил мне кресло.
Курс. Высота. Горизонталь. Одновременно вижу три прибора, и самолёт летит.
Снижение осуществлял пилот.
Марухин и Олег перекрестились.
— Долетели!
— Он меня страховал.
— Зачем?
Невыразимый смех в минуту приземления.
*
В белые ночи не бывает тени.
Иду и не могу понять, чего-то не хватает.
— Мезень, отдай мою тень!
В белые ночи песен не поют, душа свободней в темноте.
Собаки на людей не лают.
В деревянной гостинице аэродрома, где живут пилоты, в белые ночи окна занавешивают одеялами. Только в одном окне — светло, у Голоскокова. Пилот Сергей Яшан, Олег, Марухин, я и Голоскоков, командир мезеньского звена «Ан-2» сидим над картой.
— Это Мегра, а это — Сояна. Вот здесь они сближаются.
— Двенадцать километров по засекам и дальше вдоль ручья, соединяющего озеро с Мегрой.
Белая ночь в окне смущает близостью далёкой тишины.
— Безлюдная река… В неё заходят сёмги толщиной с берёзу.
*
Летели в Сояну, а прилетели в Койду.
Диспетчеры закрыли небо, — сказал пилот, — до восемнадцати ноль-ноль, но далеко не уходите.
А куда тут уйдёшь. Впереди — обрыв над морем. Голый берег, заваленный пеной. После дождя чернеют мокрые дома. На берегу стоит поморский крест.
Чайки кричат, и ветер треплет полотенца, привязанные к перекладине.
Поодаль на скамье сидят старухи с каменными лицами.
Наряд их прост. Телогрейки, шерстяные носки и галоши, но платки полыхают жар-птицами.
Суровые старухи Севера — над Сояной, над Койдой, над Кулоем.
Глазами, не измученными чтением, они всё видят и молчат, но вечером посёлок знает — сёмга вошла в реку…
Если нету хозяина, режут овцу.
Небрезгливые в горе, они наряжают покойника, засыпая, кладут под подушку чеснок, чтобы легче спалось.
Уже с утра стоят у магазина и ждут, когда приедет хлеб.
В былые времена они любили лозунги и флаги за красный цвет, который делал улицу нарядней. Смотреть на тучи было веселей.
*
(Тайна Сократа)
Марухин спрашивает как бы у себя:
— Почему неизвестное больше известного?
И отвечает самому себе:
— Неизвестное — всё, что захочешь, а известное только одно.
— Сократ! — сказал Олег.
— Он ведь мог убежать, но понимал, что смерть — это его бессмертие.
