Но почему такая честь оказана княже́нике?
За тридцать лет скитаний по лесам ни разу я не подержал её во рту.
В чём же её таинственная ценность?
Название ведь не случайное — княже́ника.
Растёт на Русском Севере по краю леса. (Вот почему она же и «поляника»). Имеет слабый запах ананаса.
Княже́ника-поляника-мамура, не миф и не легенда, издание академическое, но я не академик с запретами на миражи.
Дверь в соседнем купе приоткрыта.
— Сколько вам лет?
— Восемьсот пятьдесят, а вам?
— Шестьсот пятнадцать.
— На вид вам не больше трёхсот.
— И вам на вид не больше пятисот.
Я заглянул в соседнее купе. Два пассажира замолчали.
Марухин и Олег курили в тамбуре.
— У нас соседи очень странные.
— Вагон пустой…
— Покурим и проверим.
Идём в своё купе.
В соседнем — пусто. Возможно, это был мираж, причуда белой ночи и бессонницы. Их не было, но слабый запах ананаса витал в пустом купе.
Замечу заодно, что восемьдесят лет и восемьсот — одно и то же, когда они пройдут.
*
В открытом тамбуре свежо от сквозняка и проводница съёжилась…
— Сегежа!
Пустой перрон. Старуха продаёт горячую картошку.
Последняя граница робкого тепла вдоль Сортавалы.
В болотистых лесах звучат далёкие аккордеоны…
— Журавли, — сказала проводница, закрывая дверь.
Дальше пойдут озёра холодней, вода прозрачней.
На станциях светло в двенадцать ночи. Амбарный, Лоухи, Чупа…
Отсутствие людей при свете солнца. Неясное напоминание о том, что это было, но не было кому запомнить.
*
В инспекции рыбоохраны Умбы стоял резиновый сапог с черёмухой.
Пока я оформлял лицензии, Олег сфотографировал его, как подтверждение, что ваза есть даже там, где её нет, но человек не видит то, что видит.
Заехали во двор унылого пятиэтажного строения без лифта. Иван живёт на пятом этаже. Мы поднялись к нему, навьюченные рюкзаками, с передышкой.
Вместе с нами на пятый этаж поднималась старуха.
— Альпинистка, — заметил Иван.
Белая ночь, бессонница и это слово — лишили сил. Я стоял и смеялся, держась за перила. И старуха смеялась, считая ступени.
*
Летняя сёмга в Умбу не пришла.
Такие паузы случаются не только у лососей.
В садах от яблок отдыхают яблони, и огурцы прогуливают лето. Об этих паузах толкуют пассажиры пригородных поездов, возвращаясь с базара домой.
То одно, то другое устаёт; где через два, а где через четыре года, накапливая силы.
В Умбе стояло судно ихтиологов.
Олег узнал — сёмга вошла в Кулой и по Кулою в Сояну.
Устроились на палубе. На следующий день дошли до Соловков.
Белая ночь не помогла найти на ледниковом валуне автограф Дмитрия Сергеевича Лихачёва, оставленный зубилом: — Ли́ха!
